и верить в собственную ложь, чтобы Яна тоже в неё поверила.
Тим не дозвонился, сбросил и тут же прислал сообщение:
Тимур Алеев. 08:34. «Доброе утро, птичка. Просыпайся. Нам пора лететь навстречу солнцу. У нас важная миссия: поймать каждый лучик и вернуть их вечерней заре».
Яна покрылась мурашками: боль, нежность и жалость сплелись в тугую косичку, превращая тревогу в трепет, привязанность — в му́ку. На глаза навернулись слёзы, в душе шевельнулось нечто, дремавшее много лет, и вместо горечи она испытала умиление.
Тимур Алеев. 08:35. «Ты прочитала! Конспиратор из тебя никакой — ты не спишь. Собирайся скорее, в девять буду ждать тебя у подъезда».
Яна Латина. 08:36. «Давай чуть позже, я в ванне».
Тимур Алеев. 08:36. «Отставить пререкаться! Если опоздаешь, я уйду».
Яна Латина. 08:36. «
».
Яна ещё немного понежилась в горячей воде, вытащила пробку и намылилась льняным гелем. Приняла холодный душ, высушила волосы и надела то же голубое платье, что и в субботу. Вид у неё был довольный, глаза светились. И, выпорхнув из подъезда, она прильнула к Тиму, мягко обняла его, шумно втянув носом запах его кожи.
— Ты меня понюхала? — Он усмехнулся.
— Ты пахнешь смолой и хвоей, — шепнула она, вдохнув ещё глубже, и, робко поцеловав его в шею, отошла.
Тим зарделся, отвёл взгляд и потёр загривок.
— А ты не ушёл, как грозился, — с победной улыбкой заметила Яна, показав время на мобильном: было треть десятого.
— Я сам недавно подошёл, — сказал он с хитрой улыбкой, и Яна поняла — врёт.
Большие плотные облака попеременно закрывали солнце. Было душно, но не жарко. Несильный ветер изредка разгонял застоявшийся воздух, принося спасительную прохладу. И всё вокруг казалось таким живым и настоящим, что сердце ликовало от придуманной гармонии. И было так легко на душе, что Яна едва не скакала, нежно сжимая ладонь Тима.
Они шли по одной из главных улиц города, сохраняя молчание. Всё вперёд и вперёд, пока не дошли до тихого жилого квартала, где стали слышны голоса птиц. Невдалеке виднелся лес, и воздух был чище. А во дворах цвели сирени и яблони, цветы в палисадниках. И всё было тихим, нарядным и красивым, так что в душе возрождался покой. Тот самый, который Яна искала все последние дни, а теперь считала ненастоящим и неуместным. И всё равно улыбалась, довольствуясь счастьем, разлившимся внутри неё, как сахарный сироп.
— Покачаемся? — предложила Яна, указав на скамейку-качели, стоящие под яблоней. Лепестки с неё почти облетели, и редкие соцветия напоминали брошки на ярко-зелёном сукне.
Тим безразлично пожал плечами, и они уселись на качели, утонув в тишине. Яна легла на обшарпанную, бывшую когда-то жёлтой, спинку, закрыла глаза и позволила себе провалиться ещё глубже, в самое сердце цветущей гармонии. Туда, где не было плохих мыслей, бед и забот; где был только птичий пересвист и ласковый ветер, шелестящий яблоневой кроной.
— Я сегодня список нашёл, — сказал Тим.
— Какой список? — нехотя отозвалась Яна.
— Книг, которые собирался прочитать в этом году. Четырнадцать штук. Подумал, что не стоит тратить на них время, прочитал краткое содержание и всё. Думаю, задача выполнена и можно ставить галочку.
— Можно, — согласилась Яна, нащупала его руку и осторожно сжала её.
— Смотри! — полушёпотом воскликнул он.
Яна испуганно вздрогнула, распахнула глаза и непонимающе огляделась. Тим указывал на траву, упрямо и молча тыча пальцем. Наконец Яна рассмотрела крупную тёмную бабочку, каких прежде никогда не видела.
— Давай поймаем, — заворожённо прошептал Тим, буквально стёк с качелей и осторожно пополз к бабочке.
Озадаченная происходящим, Яна сначала оглядела платье, но потом последовала за другом. Они на коленках осторожно подкрались к бабочке на расстояние вытянутой руки. Она сидела на розовом клевере и медленно шевелила тёмными, с жёлтой каймой и голубыми крапинками, крыльями.
— Красивая, — шепнула Яна.
Тим лёг на живот, медленно протянул руку и осторожно подцепил бабочку. Та прикоснулась сначала одной лапкой, потом двумя и наконец перелезла на палец. Посидев несколько мгновений, упорхнула.
Яна восхищённо рассмеялась, повалила Тима на траву и легла сверху, растерянно глядя в его грустные карие глаза, в которых стояло её искажённое отражение. Она чувствовала на лице его робкое горячее дыхание, торопливое биение его сердца под своей ладонью и судорожно соображала, что делать. Ей хотелось прильнуть к его губам, остаться с ним наедине, а не под прицелом глаз жильцов, подглядывающих из окон. Ощутить его тепло, выразить свои чувства…
Если бы она тогда, три года назад, приняла его предложение, как бы теперь они справлялись с этой несправедливостью? И сказал бы Тим о своём диагнозе или оставил бы её в неведение, как поступил с родителями? И что бы чувствовала она сама: ту же боль, гнилое облегчение или стервозную радость? Любила бы она его так, как любит сейчас?
Испугавшись собственных мыслей, Яна осторожно, чуть коснувшись губами, поцеловала его в щёку, устроилась рядом на траве и взяла его под руку. Так они лежали долго, глядя в небо сквозь ветви яблони, окружённые природой и на миг застывшим временем.
— Помнишь, как в детстве, ты захотела букет яблони? — спросил Тим.
Яна повернула голову, хмуро посмотрела на него и задумалась. Он напомнил:
— Нам лет по девять было, мы из школы шли, и ты захотела букет. А яблоня почти облетела, только на верхушке цветы остались. — Он усмехнулся, сдерживая хохот. — Блин, ты реально не помнишь? Ты мне свой портфель сунула и на дерево полезла, в туфлях, блин, и белых колготках. А потом оступилась и на суку повисла. Юбкой зацепилась, помнишь? — смеясь досказал он.
Яна не помнила. Тим хохотал.
— Да, блин, Ян! Ты так смешно дёргалась тогда, сорвалась и грохнулась, юбку порвала и колготки замарала. Ну, вспоминай!
И Яна вспомнила. Ей тогда здорово влетело от матери и за юбку, и за колготки, и за разбитые коленки.
— А следующим утром ты мне подарил веточку яблони, — с улыбкой сказала Яна. — Жаль, выбросить пришлось у школы. Это так давно было. Спасибо тебе. Я ведь тогда значения не придала, а ты хотел меня порадовать.
Яна задумчиво смотрела в небо и вдруг осознала, что в это самое мгновение с ней не могло произойти ничего лучше, чем это. Она могла оказаться на работе, на приёме у терапевта, на больничном с лёгкой простудой или в магазине рядом с офисом. Но она здесь, в чужом дворе, на зелёной траве, рядом с лучшим другом бестолково смотрит в майское небо, вспоминая, как мать выругала её за драные колготки.
