было во втором классе, ― объяснил он, нашел второй бокал и налил в него алкоголь. Хамильтон подошел ко мне, протянул стакан и продолжил свой рассказ. ― Тебе это понадобится, каждый Борегар знает, что неприятности лучше всего сочетаются с алкоголем.
Я забрала предложенный мне напиток.
― На чем я остановился?
Он поднял стакан и посмотрел на меня, затем сделал глоток. Мой взгляд остановился на его кадыке. Хамильтон облизал губы и продолжил:
― Отца выбрали… эм, думаю, его выбрали окружным представителем? Не могу вспомнить, у него было очень много разных званий и ролей на протяжении этих лет. Знаешь, благодаря его идеальным законопроектам, отец нажил много врагов. Люди любят искать нестыковки в словах политиков, это просто человеческая натура.
Я сделала глоток из своего стакана и позволила жидкости обжечь мое горло, согревая грудь.
― Всем нравится Джек, ― промямлила я.
― Все думают, что им нравится Джек, ― поправил меня Хамильтон. ― Первый скандал в нашей семье произошел тогда, когда молодая девушка заявила, что является моей биологической матерью. Мы были похожи, чертовски похожи. Я был в шоке от этой новости и от папарацци, гуляющими на лужайке перед нашим домом. Они вытащили меня из класса, чтобы задать пару вопросов. Мне годами приходилось уклоняться от них. Странно, конечно, но я не возненавидел их, ― рассказал он и, повернувшись ко мне спиной, подошел к окнам, которые выходили во двор. ― Полагаю, сложно ненавидеть кого-то, кто осмелился задать вопросы, которые я никогда не решался задать сам. И я до сих пор не знаю, правду ли говорила та женщина.
Блядь. Я даже не могла представить этого.
― Ты никогда не хотел узнать правду? ― спросила я.
Хамильтон повернулся ко мне лицом, с улыбкой, которая выглядела чересчур наигранной, слишком «политической». Интересно, образ убеждения он унаследовал от своего отца или путем многолетних попыток стать тем, кем он не являлся?
― Это ничего не поменяет. У меня есть… была мама. ― Эту фразу он произнес довольно страстно и быстро. Я сделала еще один глоток. ― Все, что я пытаюсь тебе сказать… ты привыкнешь. В момент, когда Джозеф женился на твоей матери, твоя жизнь изменилась навсегда. Постепенно Джек будет интересоваться тобой. Постепенно они хорошенько промоют тебе мозги и будут использовать, как реквизит. Люди любопытны и любят интриги, они найдут все твои грязные секреты.
― У меня нет никаких грязных секретов. ― И это было ложью, вся моя жизнь была одной большой мерзкой тайной.
Хамильтон улыбнулся и шагнул ближе ко мне.
― Это пока, ― прошептал он.
― И их никогда не будет, ― уверила я, стискивая зубы.
Хамильтон прищурил глаза и сделал шаг ко мне, а я от него, затем еще один и еще. Он продолжал надвигаться на меня, пока моя спина не оказалась вжата в стену, а рамка, висевшая на ней, не начала покачиваться.
― Все, что я хочу тебе сказать, ― тебе пора начинать привыкать. ― Я оказалась в ловушке его рук, которыми он уперся в стену по обе стороны от моей головы. Была окружена его ароматом и сильным телом, это чувствовалось так по-животному и так… свободно.
Как он смел?!
― Именно поэтому ты работаешь на нефтяной вышке и появляешься под конец свадьбы единственного брата? ― спросила с сарказмом я и посмотрела налево, обнаружив портрет Джозефа и Джека, который опасно накренился. ― Тебя даже нет на семейной фотографии, ― цокнула я и положила ладони на его грудь, чтобы оттолкнуть.
― Я предпочитаю быть либо всем, либо никем, ― прошептал Хамильтон и приблизился ко мне еще ближе, несмотря на то, что я вовсю пыталась его оттолкнуть.
― Я собираюсь переночевать в отеле, ― предупредила я.
Хамильтон улыбнулся, будто мои слова были правильным ответом на его фразу.
― Тогда давай уже поедем в твой чертов отель, ммм?
Глава 4
К родительскому дому Хамильтон приехал на мотоцикле. А так как у него не оказалось второго шлема, я предложила вызвать себе такси до отеля. Но он настоял поехать со мной и убедиться, что со мной все будет в порядке. И поэтому взял Астон Мартин Джека. Хотя что-то мне подсказывало, что тому просто хотелось прокатится на автомобиле стоимостью триста тысяч баксов.
Хамильтон продолжал поглядывать на меня своими темными глазами, пока мы ехали по извилистым дорогам. Дом Джека находился в закрытом, роскошном районе примерно в тридцати минутах езды от города. Казалось, что пока ты ехал по этой дороге, то сатывался по социальной лестнице вниз. Дорогие машины и лимузины сменялись среднестатистическими, и чем ближе приближался к городу, тем сильнее это ощущалось.
До того, как мы выехали, Хамильтон поделился, что знает хорошее место, где я буду чувствовать себя в безопасности. Мне было все равно куда ехать, просто хотелось убежать из дома Борегаров и от того, что устроил там Сеинт. Было время, когда мы с мамой жили в ужасных местах, но я никогда не чувствовала такого страха, как сегодня.
― Сеинт что-то говорил тебе? ― спросил Хамильтон, когда мы остановились на светофоре.
На языке вертелись слова Сеинта про замужество моей мамы, но я решила промолчать об этом.
― Он спрашивал меня, что я знаю о твоей маме, ― призналась я. ― Кажется, тот думает, что существует какая-то тайна, связанная с ее смертью.
Хамильтон сжал руль и скривил губы.
― Все любили мою маму. ― Его слова были осторожными и немного расчетливыми. ― Я слышал сотни теорий о ее смерти за эти годы. Не удивлен, что он все еще зациклен на этом. Людям нравится цепляться за теории заговора и сплетни, когда кто-то из богатых умирает молодым.
Я прислонилась к окну и посмотрела на него.
― Джек никогда не рассказывал мне, как она умерла, ― ответила я. ― Сеинт упоминал что-то связанное с сердцем, сердечный приступ, по-моему, но он не был уверен. Я просто думаю, что это неуважительно ― копаться в прошлом. Джек всегда с такой грустью говорит о ней, он любил ее. Я не представляю, что ты чувствовал, когда потерял маму.
Хамильтон провел языком по зубам и перевел взгляд на дорогу.
― Не совсем так, он не любил ее. Тебе и не нужно представлять, ― ответил он. ― Ты тоже скоро потеряешь свою. ― Мои слова определенно
