— С жакетом или без ты можешь носить это платье дома, сматерью. Если же ты идешь танцевать, надень лучше что-нибудь другое или забудьпро всякие танцы. И, честно говоря, я был бы рад, если бы ты осталась дома.
В этих модных платьях все девочки выглядят как… продажныедевки. Тебе не надо демонстрировать свое тело мальчикам, Мэрибет.
Чем раньше ты это поймешь, тем лучше, иначе ты приведешьдомой какое-нибудь отродье, помяни мое слово, — жестко произнес отец, исестра Мэрибет, Ноэль, отвела глаза.
Ей было только тринадцать, и у нее был такой бунтарский характер,о котором Мэрибет могла только мечтать. Они обе были послушными девочками, ноНоэль хотела получить от жизни больше, чем Мэрибет. Уже в тринадцать летмладшая сестра стреляла глазками в каждого мальчика, который обращал на неевнимание.
Шестнадцатилетняя Мэрибет была куда застенчивее и гораздобольше беспокоилась о том, чтобы не противоречить отцу.
В конце концов Мэрибет отправилась в свою комнату и с плачемповалилась на кровать.
Прибежавшая к ней мама помогла дочери найти в платяном шкафучто-нибудь подходящее. Маргарет Робертсон не баловала своих девочек обилиемнарядов, но у Мэрибет было вполне приличное темно-синее платье с белымворотником и длинными рукавами, к которому отец не должен был придраться.
Но лишь при одном виде этого наряда Мэрибет зашлась отнового приступа рыданий.
Он был слишком угрюмым.
— Мама, я буду выглядеть как монашка.
Надо мной просто будут смеяться.
Ей казалось, что сердце ее вот-вот разорвется от горя. Этоплатье Мэрибет всегда ненавидела.
— Ты будешь выглядеть в нем оригинально именно потому,что мало кто такое носит, — сказала мама, протягивая дочери злополучноеплатье.
Его можно было даже назвать красивым, но и оно немногопугало миссис Робертсон.
Мэрибет в этом скромном на вид платье выглядела совсемзрелой женщиной. В шестнадцать лет она была счастливой — или несчастной —обладательницей великолепной груди, узких бедер, тонкой талии и красивыхдлинных ног. Даже самая скромная одежда не могла этого скрыть. Она была вышебольшинства своих подруг и вообще очень рано развилась.
На то, чтобы уговорить дочь надеть это платье, ушел целыйчас.
Отец в это время сидел в гостиной, немилосердно пытаязашедшего за Мэрибет Дэвида О'Коннора. Молодой человек в первый раз был у нихдома и очень нервничал, когда мистер Робертсон начал интересоваться тем, какойработой ему хотелось бы заниматься после окончания школы. Юноша ответил, чтоеще не решил, и тогда Берт Робертсон разразился длинной тирадой: любому парнюне помешает немного поработать да и армейскую выучку тоже очень полезно получить,чтобы понять в жизни толк.
Дэвид О'Коннор вежливо кивал в ответ на егоразглагольствования, но, когда Мэрибет в ненавистном синем платье и с ниткойжемчуга на шее, которую мать дала ей в утешение, наконец-то вошла в комнату,взгляд ее кавалера был полон отчаяния.
Вместо ярко-голубых шпилек на ней были темно-синие туфли нанизком каблуке, но даже в них она была выше Дэвида. У Мэрибет совсемиспортилось настроение, хотя она попыталась уверить себя, что это не имеетникакого значения. Она прекрасно понимала, что выглядит ужасно. Темное платьерезко контрастировало с ярким пламенем ее рыжих волос, заставляя ее еще большестесняться своего вида.
Поздоровавшись с Дэвидом, она поняла, что никогда нечувствовала себя более неловко.
— Ты прекрасно выглядишь, — неубедительно сказалДэвид.
На нем был слишком большой для него темный костюм егостаршего брата. Дэвид протянул ей букетик, но его руки слишком дрожали, и тогдамама Мэрибет пришла ему на помощь и приколола цветы к поясу платья.
— Ну, счастливого вечера, — мягко сказала мать,чувствуя свою вину перед дочерью.
Будь на то ее воля, она бы позволила девочке надетьярко-голубое платье. Оно так шло ей, и она выглядела в нем такой красивой!
Но если Берт принял решение, спорить с ним было бесполезно.Она прекрасно знала, как он пекся о своих дочках.
Много лет назад две его сестры забеременели, будучи совсеммолоденькими, и были вынуждены спешно выскочить замуж, и он всегда говорилМаргарет, что не допустит, чтобы подобное произошло с его дочерьми, чего бы емуэто ни стоило. Они должны были вырасти скромными, послушными девочками и выйтизамуж за достойных молодых людей. Он всегда говорил, что в его доме нет местаразврату, внебрачному сексу и прочим гадостям.
Только любимчику родителей Райану разрешалось делать чтоугодно. В конце концов, он был мальчиком. Ему исполнилось восемнадцать, и онработал в принадлежащей отцу мастерской авторемонта, самой крупной в Онаве.Дела у Берта Робертсона шли прекрасно, и он очень гордился этим.
Райану нравилось работать у него, и сын хвастался, что онпочти такой же хороший механик, как его отец. Они ладили между собой и повыходным часто отправлялись на рыбалку или охоту, а Маргарет, оставаясь сдевочками дома, шла с ними в кино или занималась шитьем.
Она ни одного дня в жизни не работала, и Берт очень этимгордился. Богатым человеком назвать его было нельзя, но он вполне мог ходить погороду с гордо поднятой головой.
Его дочь — не какая-нибудь нищенка, чтобы одалживать платьеу подруги, и не шлюха, чтобы отправляться на школьную вечеринку разодетой, чтотвой павлин. Мэрибет была красивой девочкой, но именно поэтому ее надо былодержать взаперти, чтобы ее не постигла участь легкомысленных, пустоголовыхтеток.
Сам он женился на очень скромной девушке — до знакомства сним Маргарет О'Брайен мечтала стать монахиней. И вот уже почти двадцать лет онабыла для него прекрасной женой. Но он никогда бы не повел ее под венец, если быона была такой расфуфыренной штучкой, которую из себя пыталась строить Мэрибет,или пробовала бы спорить с ним, как Ноэль.
Несмотря на то что особых проблем с Мэрибет у него никогдане возникало, Робертсон-старший еще несколько лет назад пришел к выводу, что ссыном сладить гораздо проще, чем с дочерью, у которой возникали странные идеи отом, что можно и что нельзя делать женщинам, о дальнейшем образовании и дажеколледже.
Школьные учителя совсем вскружили девочке голову, постоянноповторяя ей, как она умна. Берт считал, что в женском образовании нет ничегоплохого, если только вовремя остановиться и правильно его использовать. Ончасто говорил, что для того, чтобы менять пеленки и жарить бифштексы, не нужнооканчивать колледж.
В принципе он не имел ничего против элементарногообразования и был бы только рад, если бы Мэрибет изучила бухгалтерский учет ипомогала ему в работе. Но по большей части сумасшедшие идеи дочери были совсемиз ряда вон выходящими. Женщины-врачи, инженеры, адвокаты, даже медсестры —такой судьбы Берт не пожелал бы своей девочке. О чем она, черт побери, толкует?
