Часть первая
И черт же меня дернул поехать по этой старой, забытой Богом дороге! Наверное, прельстила ее пустынность.
До города оставалось не больше сорока километров, а утро только начиналось, и у меня появилась реальная возможность попасть домой к девяти часам, минуя таким образом июльскую жару и все неудобства, с нею связанные. С плавным поворотом дорога круто забирала вверх, и я, радуясь прохладе прибрежного зефира, добавил прожорливому двигателю топлива. Довольная моей щедростью, машина рванула и стремительно вынесла меня наверх, чтобы в очередной раз удивить открывшейся вдруг красотой.
По крутому правому склону тянулись к небу своими кронами сосны, а с левой стороны берег, такой же зеленый, почти отвесно падал в Волгу. И всю эту сказку, нисколько ее не уродуя, а, наоборот, украшая, довершала крохотная деревенская церковь с пятью золотыми маковками, истово горящими в синем прозрачном лазурите.
Господин Гончаров, мне искренне жаль, что вы не владеете кистью, упрекнул я сам себя и, вполне удовлетворенный такой самокритикой, помчался дальше, оставляя позади заброшенную деревню, скромные деревянные домики, так и не тронутые «цивилизацией» «новых русских».
Ненормальная старуха, неожиданно выскочившая на дорогу, чуть было не сделала меня заикой или импотентом. Чудом избежав наезда, громко матерясь, я вылетел на обочину. Пропахав десятиметровую целину, я беспардонно опрокинул хилый штакетник и нагло вперся в ухоженный дворик. При моем вторжении куры, гуси и прочая пернатая тварь устроили настоящий скандал. Как выяснилось позже, своим неожиданным вторжением я унес жизнь одной их товарки.
Перепрыгнув через порушенный мною забор, я кинулся к старухе и с сожалением отметил, что краем я ее все-таки зацепил. Черной вороной она нелепо и смешно прыгала посередине дороги, оглашая хрустальный воздух громким и противным карканьем.
– Бабушка, что с вами? – еще издали начал я. – Вы не ушиблись?
– А-а-а… Тама… А-а-а… Там…
– Все будет хорошо, бабуля, – схватив в охапку, попытался я успокоить потерпевшую. – Где у тебя болит? Дай-ка я посмотрю.
– Там… Там… – бессвязно продолжала лепетать она. – Там… Убили… Убили!..
– Ну уж прямо так и убили! – ощупывая старухины выпирающие косточки, засмеялся я. – Сейчас в больничку поедем, тебя осмотрят, и тогда уж видно будет. Успокойся, мать!
– Там! Там! – тыча пальцем в открытые ворота, активно сопротивлялась старуха.
– Ну там так там, – легко поднимая ее многогрешное тельце, согласился я. – Как ты скажешь, так мы и сделаем. Дома, значит, хочешь отлежаться? Ничего не имею против. Только не дрыгайся, а то, не ровен час, уроню.
Увидев, что несут ее в указанном направлении, бабулька притихла, боязливо и доверчиво прижимаясь ко мне. Но только стоило мне ступить на шаткое и скрипучее крыльцо, как она каким-то непонятным образом выскользнула из моих объятий и, отскочив в сторону, забормотала внятно и разумно:
– Нет, нет, сынок, не хочу туда. Иди первым. Я уже там побывала.
– Что ж там за черт у тебя сидит?
– Тама Манька убитая лежит. Надо бы доктора позвать или еще кого…
– Сочиняешь ты все, бабуля, – на всякий случай не поверил я, но уже печенью чувствуя, что она говорит чистую правду. – Небось браги вчера перебрала.
– Нет, сынок, непьющая я. Взаправду тама Манька на полу лежит.
– Может, просто померла, а ты сразу – убили… – тянул я резину, не желая влипать в очередное приключение. – Сколько твоей Маньке лет-то?
– Дык сколько? – понемногу отходила старуха. – Одногодки мы, вот и посчитай, сколько ей будет, если мне семьдесят пять. Милицию звать надо.
– Погоди, мамаша, у страха глаза велики, сейчас сам гляну.
Манька лежала посредине единственной комнаты своего небольшого домика, и при одном ее виде все мои сомнения отпали. Старушка, такая же хрупкая, как и моя спутница, была безнадежно мертва, и умерла она не своей смертью, о чем красноречиво свидетельствовали многочисленные ссадины на перекошенном от страданий лице и теле. В напрочь порванной ночной рубашке, почти нагая, она лежала на спине, чуть завалившись на правый бок. Над ее синюшным трупом уже трудились кропотливые мухи, и это давало основание предполагать, что убили ее не сегодняшней ночью. Маньку не просто били – ее пытали. Несколько пальцев старческих рук были переломаны, да и левая стопа подозрительно и неестественно торчала в сторону.
Что мерзавцы хотели от семидесятипятилетней бабули? Об этом можно было только гадать. Я осмотрелся кругом и невольно удивился. Одну из стен избы почти целиком занимали книжные стеллажи. Сами же книги были в беспорядке свалены на полу вперемешку со скудной одежонкой, также выброшенной из шкафа. Подонки что-то искали, но что, что можно найти у одинокой старухи в наше время?
Притворив дверь, я вышел во двор. И кажется, вовремя. Каким-то образом заработал деревенский «телефон». Возле калитки с моей старушенцией уже шушукалась товарка, и примкнуть к ним готовилась толстая бабка, торопливой уткой пересекающая улицу. Кажется, до прихода участкового мне предстоит выдержать серьезную осаду. А также мне сдается, что господин Гончаров опять попал в историю.
– Дамы! – подождав, когда подойдет третья собеседница, официально и строго начал я. – Чем попусту точить лясы и плеваться шелухой, сделаем так: одна из вас, самая шустрая, сейчас же помчится к участковому и введет его в курс дела, тогда как остальные будут стойко сдерживать натиск любопытной толпы. Все понятно? – тоном, не допускающим возражений, спросил я в итоге.
– Какой шустрый! – язвительно заметил только что подошедший костлявый и плешивый дед. – А где его искать, участкового-то?
– В участке, – коротко обрубил я.
– А где участок? – не сдавая позиций, ехидно спросил он.
– Это вам лучше знать, – уже все понимая, увял я.
– Вот то-то и оно. А участок от нас поболе пяти верст будет. Да и там ли он?
– М-да! Ну а телефон у вас есть?
– Есть! – гордо и с готовностью отозвалась «утка». – У Сашки в мэрии, только он не работает с самого начала лета.
– Тогда за участковым нужно съездить на машине, – подумав, вынес я решение. – У кого здесь есть машина?
– У Сашки, – лаконично ответил дед. – А только он, наверное, пьяный.
– Наверное, но не наверняка. Приведите-ка мне его.
На мое счастье, Сашка Крутько, мэр заброшенной деревушки, сегодня еще не принимал, но, кажется, готовился. Он приковылял обиженный и сердитый, как пес, у которого прямо изо рта вырвали сахарную кость.
– Ну что там еще? – проходя сквозь собравшуюся уже толпу стариков, пробурчал он. – Померла, значит, Мария Андреевна? Все там будем.
