Одной боковиной павильон зарылся в землю, в то время как другая его сторона, оставаясь на платформе, задралась высоко вверх.
Однако времени для созерцания и анализа у меня не было: наверняка Котов уже орудует внутри и нужно поспешить к нему на помощь. Выпрыгнув из машины, я проник в первое же разбитое окно и понял, что торопиться особой причины нет. Испуганные бомжи закатились в угол и особо не пострадали, Клара Оттовна тоже, тогда как два ее дуболома буквально купались в собственной крови. Судя по всему, падая, они поранились о многочисленные осколки.
– Кто они? – спросил я у растерянного Анатолия.
– Павел и Тимур, – ответил он и, глянув на бомжей, заорал: – Берите по паре бутылок и чтоб вашего духа не было и в помине! Вы ничего не видели и ничего не знаете.
– Уже в пути, начальник, – сразу понимая ситуацию, согласились бомжи и, набив защечные мешки, моментально скрылись.
Нам же предстояла работенка не из приятных. Первым делом я связал Клару Оттовну и отнес ее в машину. Потом, прихватив аптечку, вернулся в кафе, где мы устроили натуральный лазарет. Битых полчаса мы обрабатывали их раны, бинтовали руки, перетягивали ноги, пока наконец из паршивых тел перестала сочиться их дурная кровь. После чего мы стянули их руки клейкой лентой и посадили в машину. Туда же мы уложили четыре картонные коробки, которые так тщательно упаковывала Клархен. Общим весом они были не меньше ста килограммов.
Перебросив на котовскую машину исходящую злобой Клару, мы разделились. Котов поехал в Белое, а я с двумя немощными головорезами в город. Выкинув их возле травматологического пункта, я позвонил Лютову и, несмотря на поздний час, настоял на встрече, а когда она состоялась и я шепнул ему пару слов, то он сам залез в машину и молчал всю дорогу вплоть до Белой церкви, где нас уже поджидала толпа стариков, которую успел собрать Котов, а возглавлял ее участковый, что мне ужасно не понравилось. Но уж, как говорится, замахнулся – так бей.
– Игорь Степанович, – начал я с участкового, – вы знаете, что здесь произошло?
– Ба, старый знакомый! – подозрительно радостно воскликнул он. – А как же мне не знать? Конечно знаю, я участковый. Сгорел дом бабы Любы Стешкиной.
– А вы знаете, кто его поджег?
– Если здесь был товарищ Гончаров, то, скорее всего, он и поджег, – полушуткой ответил он, и мне захотелось дать ему в морду.
– Я попросил бы вас отнестись к этому делу серьезно. Анатолий Васильевич, как там наша подопечная, ее можно вытащить на народ?
– А почему же нельзя, она только этого и ждет. Сейчас развяжу и вытащу, – ухмыльнулся Котов в преддверии народного судилища и, открыв дверцу машины, вежливо пригласил: – Пожалуйте, Клара Оттовна, народ вас заждался.
– Я никуда выходить не буду! – истошно завизжала она из машины. – И за это самовольное судилище вы мне еще ответите! Товарищ участковый, я вас прошу, нет, я требую прекратить это безобразие.
– А нет тут никакого участкового, – ввинчиваясь в толпу, ответил он.
– Слышишь, что люди говорят? Нет здесь властей, – выступил Трофимыч. – Мы, народ, и есть для тебя самая главная власть. Вытряхивайся добром, иначе силком оттуда выцарапаем. Я верно говорю, бабы и женщины?
– Верно! – загудела возбужденная толпа, жаждая зрелища, и разлюбезной Клархен ничего другого не оставалось, как гордо высунуть нос из машины.
– Что вы от меня хотите? – надменно и с вызовом спросила она.
– Гражданка Стешкова, – обратился я к стоящей неподалеку бабе Любе, – вы узнаете эту женщину? Отвечайте только «да » или «нет».
– Конечно, узнаю, она же мне избу спалила! – поспешно затараторила она. – И нас с тобой чуть было не погубила, а свою мать отравила.
– Подождите, – остановил я ее словесно-эмоциональный поток. – Вы знаете, кто она?
– А как же не знать. Кларка это, Мани Крюковой племянница и Зойкина дочка.
– Очень хорошо, – отметил я этот пункт ее показаний. – Теперь расскажите нам, зачем она к вам приезжала и что отобрала у вас силой.
– Граждане односельчане, – сразу понимая ситуацию и от того велеречиво запела баба Люба, – она силком отняла у меня церковное добро, которое я хранила для вас до лучших времен, до прекращения смуты. Я стерегла его денно и нощно, с нетерпением поджидая ту радостную минуту, когда я смогу вручить его вам. Зараза Кларка каким-то образом про то узнала и, ворвавшись вместе со своим дружком, скрутила меня, старуху, и все увезла в неизвестном направлении, а меня с Константином они забросили в подпол, заколотили гвоздями и запалили дом.
– Вот стерва-то! – одиноко взвизгнула баба, но вскоре к ней присоединилась вся возмущенная и негодующая толпа.
– Гражданка Старикова, что вы на это скажете?
– Я ничего не знаю и говорить с вами не собираюсь, – испуганно задвигаясь в глубь машины, прокаркала она. – Это беспредел, я сто лет уже здесь не бывала.
– Ты врешь, сучка, – вышла вперед пожилая полная женщина. – Я сама видела, как ты поздно вечером подъехала на своем драндулете.
– Все верно, – поддержал я ее, – а кроме того, госпожа Старикова, на иконных окладах наверняка найдется достаточно отпечатков ваших пальчиков. Так что отпираться бесполезно, да и Павел согласен во всем сознаться. Но не ЭТО главное. Отец Никодим, нам с Анатолием Васильевичем Котовым удалось ее перехватить и отобрать похищенную утварь, и теперь мы бы хотели торжественно вернуть ее в лоно церкви. Вы готовы к приемке?
– Благое дело вы свершили, – прослезившись, пузом вперед выступил отец Никодим. – Я готов принять церковное достояние.
– Отлично, но у нас есть условие. Мы хотим, чтобы, помимо вас, в приемную комиссию вошли Александр Трофимович и баба Люба Стешкова. Они помогут вам зарегистрировать все предметы и в дальнейшем следить за их сохранностью. Вы согласны?
– Отчего же не согласиться, – удивился Лютов. – Конечно же такие ценности нужно принимать комиссией. Велика ответственность.
– Ну вот и отлично, можно начинать, – отходя в сторону, разрешил я.
