Мацвей Богданович
Мерцвяк
Глава первая. Находка
Спускающееся солнце рождало вечерний закат. Наклонённые рыже-алые лучи красили верхушки деревьев, усердно размалеванных осенью. Усталая земля готовилась к своему зимнему сну: трава чахла, с некоторых деревьев уже сыпалась листва, с полей уж давно собрали весь урожай. Солнце прошло деревню и теперь последние лучи спускались на Язеньское капище.
Кладбище расположилось в лесу, здесь земля была мало плодородна из-за чего селяне отдали ее для монастыря. Христьянское верование не нашло любви в этих диких и жестоких краях, где люди веровали и будут верить в СВОИХ богов, а не ЧУЖИХ, о которых они никогда и не слыхали.
Деревянный заборчик выглядел хлипко, такой, конечно, не сдержит голодного медведя, но от пары волков еще сможет спасти тела усопших. Хлопнув калиткой, Мария вошла на святую землю, женщина проходила мимо сбитых наскоро крестов, а порой и крепких, на которые не пожалели дерева. Она тяжело вздохнула: “Наставят этих крестов, да толку то? Мой Ванька всю жизнь был не крещеный, а тут поставили…». Вдова оглянула рукава исподней рубахи и на душе стало грустно и тепло: «Рубаха его, будто с него только…». Церквушка, которая оказалась уже позади женщины, стала петь своими тремя маленькими, но звонкими колоколами. «Сейчас — сейчас. Ваньку только навещу!».
''А вот и могилка''. Сверху было слегка насыпано чернозёма с поля, в дань уважения дедов, увядающая трава удвоила грусть на сердце. Мария встала на колени и начала поглаживать черный бугорок, ее теплые пальцы пропускали меж собой травинки, словно волосы покойника, а земля дышала холодом, как тело усопшего. Хлад земли напомнил то самое утро, когда она всем телом прижалась к Ваньке, а он уже не дышит и не открывает глаза. Для женщины всегда большое горе потерять мужа, а остаться одной в деревне, когда нужно еще заботиться о грудном ребенке, смерть кормильца ощущалась еще сильнее.
— Недавно Богомил наш так сильно схватил меня за руку, мужиком растет. Только, как я взгляну в его глазки, сразу слезы накатываются, тебя, милый мой Ванютка, вспоминаю.
Так бы она и сидела, да только нужно возвращаться, тоскует сердце матери по ребенку. Мария встала и обтряхнула темное платье, рукава исподней рубахи также были слегка измазаны землей, но приятно пахли травой. Свет уже почти не пробивался сквозь высокие ивы, их тени становились все длиннее, будто сплетались, как змеи, в один темный клубок ночи.
Вдруг, женщина услышала детский плач, похожий издавал ее маленький сынок, когда хотел материнской груди; от этой детской беспомощности среди голых крестов в ней что-то защемило и, не разбирая дороги, топча могилы, она отправилась на крик.
Возле забора, в тени, лежало несколько белых тел. Подойдя ближе Мария сразу же поименно вспомнила каждого земляка.
«Вот Витька Белый, а вот Кузьма Рваный, там бабка Аня, а вот Лиза», — она подошла ближе и прислушалась, подол платья молодой покойницы шевелился. Женщина резко задрала платье и увидела бледного маленького мальчика с закрытыми глазами, на его головке красовался клок мокрых и черных, как смоль, волос, он был похож на петушка, гребешок которого слегка наклонился в бок. Мария сняла свой платок и обернула малыша прижимая к груди. Окоченевший ребенок сразу же схватился за живые руки, а губами искал грудь.
«Вот-ти-на…покойница родила…»
Через четверть часа Мария оказалась дома, наскоро закутав малыша в пеленку и уложив его в люльку у печи, она отправилась за сыном. Возможно, если бы женщина родила чуть раньше, то оставила найденыша на кладбище или занесла кому-нибудь без размышлений, но мальцу повезло, сейчас он смог сыграть своим жалобным криком на гуслях души вдовы и матери.
Мария металась, как любая баба, сердце её разрывалось от представления будущего малыша без её доброты и тепла; но и на плечах повисла тяжесть, будто ношу хозяйства увеличили в трое, если не больше. Чуть покрутившись, словно примеряя новую одёжку, чтобы понять пойдет ли она ей или лучше скинуть сразу да остаться при собственной.
Все-таки решила оставить новорожденного. ''Кому ён нужен то буде, когда зимка почти пришла? Нету таких дураков у нас, разве што у горад отправить, так тож не то…
Рассказать надо бы, штоб помогли чутка, а я то справлюсь. Только б не проговориться, как и де нашла, и все будет добра''.
Когда Богомил крепко уснул прижимаясь к родной груди матери, она решила поведать соседке о своем новом ребенке, так новость быстрее пройдет по Язьке, а значит и помогать будут болей.
— Я дитя нашла, кто-то у леса оставил, я, как услыхала, не смогла пройти мимо. А как дотронулась — ахнула! Весь замерзший дрожащий…такой маленькай…
— Ох, Матрёна, лишь бы не к худу! Дзетак редко так сносят, чтоб лишь у лесу, все в глубь отправляют, а тама сама знаешь.
— Знаю, мо цыганка яка нагуляла вот и оставила. Да чего ж худого в нем будет? Он с таким гребешком маленьким, как петушок почти.
— Все они маленькие, а как вырастут так и пойдут к князю, а потом и сама знаешь…
С минуту помолчав соседка добавила:
— Ты говори коль надо чего. Молока, сама знаешь, у меня по траве течет здарма.
— Спасибо тебе, Матрёна, хороша ты баба.
— Раз ён у тебя махонький ещё то перепеки его, мо поможа и крепче будить, сама знаешь как делать. А вот у меня новое горе, мой Остап зачапился в лесу за корень и упал крепко, теперь вось храмае, — ещё немного попричитав на судьбу и невнимательного мужа Матрёна скрылась во дворе, а её слушательница отправилась к себе.
''К худу или к добру, какая разница? Я выращу его как своего! Будет мне двойная радость на старость, но звать-то его как?''
Зайдя в хату она сразу же подошла к люльке. В сравнении с сыном найденыш казался еще меньше, еще более слабым, но спал крепко, словно смертельно уставший воин после схватки с дюжиной других таких же сильных противников.
''Перепечь тебя, малыш, было б не худо, но прости уж, коли так сделаю то уж ни кто из нас до весны недотяне…
Ещё б назвать тебя как-то…''
— Как тебя кликать, а? Спишь…
''Знаю!''
— Ратибор. Теперь так тебя кличут. Будешь защищать и меня, и деревню, и будешь хорошим мужиком.
Глава вторая. Крещение
Небо высыпало белые хлопья снега на землю.
