Цзюлу Фэйсян
Песня шелковицы
Глава 1
Погибшая страна
Полнеба над дворцом было объято алым пламенем. Свет заходящей луны тонул в облаках.
Придерживая юбку, я шествовала по светло-серым ступеням стены, едва передвигая ногами. Никогда не любила сложные многослойные наряды и, кроме особых случаев, никогда бы не надела подобное платье, а даже если бы и надела, шлейф понесли бы служанки.
Но только не сегодня.
Сегодня меня сопровождали лишь солдаты с окровавленными пиками, отсвечивающими ледяной сталью. С каменными лицами мои тюремщики вели меня к городской башне.
Над башней развевались боевые флаги. Отовсюду доносились крики женщин и детей. Я переступила через хладный труп благородной дамы, чья голова была отделена от тела с непоколебимым равнодушием.
Мой путь лежал к самому высокому балкону.
В вышине кружили звёзды, облака плыли все быстрей и быстрей. Надвигалась буря.
Но то небо, а на земле, под городской башней, триста тысяч солдат взяли дворец в кольцо, перекрыв все входы и выходы.
Не считая криков и раздражительного ржания боевых скакунов, я не слышала ничего. Ночной воздух пропитался запахом крови и кусал лицо. Я отпустила юбку, позволив ей развеваться на ветру. Мой ярко-красный свадебный наряд горел в ночи цвета багровой крови.
Ледяной меч коснулся шеи, и по коже сбежала тонкая струйка крови. От подобного хладнокровия мои волосы встали дыбом.
— Хоу[1] Чане, Ань Цзыу! — раздался яростный крик за моей спиной.
Три сотни тысяч солдат под дворцовыми стенами затихли. Я опустила взгляд, стараясь скрыть эмоции в глазах, словно статуя, лишённая всякого сознания.
— Ань Цзыу! — Ярость в голосе стала сильнее. — Мы приказываем вам появится. Промедлите, и Мы выколем глаз вашей госпоже, промедлите ещё, и она станет «человеком-свиньёй»!
«Человек-свинья» — жестокая разновидность пытки. Пленнику отрубают все конечности, выкалывают глаза, выдёргивают ноздри, отрезают уши и язык. А ещё это самая любимая казнь императора, что стоял за моей спиной.
Я не подняла глаз, собираясь с мыслями и успокаивая сердце. Никто не должен увидеть моего страха.
Солдаты пришли в волнение. Большинство из них служило под началом моего мужа, хоу Чане, многие генералы были лично со мной знакомы. В убийстве женщины нет ничего особенного, но беспощадная расправа с женой лидера мятежников есть средство устрашения.
Не говоря уже о том, что за этими стенами заливались слезами жёны и дети этих генералов и солдат. Убить меня сейчас всё равно заявить: всех остальных вскоре ждёт подобная участь. Эти воины провели в походах долгие месяцы, мечтая вернуться к своим родным, и если их близких вот так убьют…
Воистину жестокий замысел. Императорская стратегия поражала не только разум, но и сердце.
Раздался топот копыт. Он был едва различим, но я всё равно его услышала. Возможно, дело в том, что я занималась пением множество лет и была более восприимчива к звукам. А может я бы никогда не спутала топот Лунмэя, ведь его мы выбирали вместе.
Спокойно проехав через авангард, всадник натянул поводья и предстал перед взором окружающих.
В эту облачную ночь лишь свет факелов позволили мне разглядеть смутные очертания. Прямой идеальный силуэт в серебряных доспехах. Не впервые я видела его в боевом облачении, но впервые — на поле боя.
Никакого добродушия, только ярость.
Уголки моих губ машинально поползли наверх. Вот мой супруг — хоу Чане, Ань Цзыу. Лидер повстанческой армии, решивший положить конец тирании нынешнего императора.
Увидев Цзыу, император повеселел. В конце концов вся столица была наслышана, как сильно мы любим друг друга. Все верили, что мы с Цзыу из тех пар, что не расстанутся ни в жизни, ни в смерти.
Ни в смерти…
И только я знала, что всё это неправда.
— Хоу Чане, если вы немедленно распустите войска, Мы сможем проявить милосердие к вашей госпоже, простить и забыть всё, что произошло, и позволить вам остаться при дворе верным слугой Нашей великой Ци!
Влажный ночной ветер свернул флаги на городских стенах, но всадник не колыхнулся.
Цзыу ничего не говорил, но я уже знала его ответ.
Он хранил молчание, а несколько сотен тысяч солдат ждали его приказа.
Я зажмурилась. Хватит, этого момента тишины достаточно. Не зря я сегодня надела свадебное платье. В этой жизни мне удалось добиться момента нерешительности от Цзыу…
Этого достаточно.
Только подумай, Хоу Чане: ты прошёл тысячи ли[2] рек и гор, только чтобы оступиться на последнем шаге? Нет, позволь помочь тебе в последний раз. Ты не только воплотишь свои амбиции в жизнь, но и спасёшься от дурной славы.
— За время правления императора Чжао Небеса обрушили на страну неисчислимые беды, но вместо того чтобы подумать о простых людях, он назначил на высокие должности коррумпированных чиновников, которые выпили кровь из народа и довели его до нищеты. На третий год правления тиран Сяо Чэн ради личной потехи приказал сделать из сотни служанок «свиней». На пятом году правления зажарил насмерть[3] дюжины верных министров. На восьмом году улицы трёх городов Цзяннаня пять раз окрасились кровью, что три года потом не было слышного ни смеха, ни людского говора. Вот сколько совершено было зверств! Сегодня хоу Чане осуществит правосудие от имени Небес и избавит мир от тирана. Тысячи солдат стоят на границе. Сяо Чэн, император Чжао, остался без власти, чего вам бояться?!
— Замолчи!
Сяо Чэн снова прочертил мечом по моей шее. Он прожёг меня взглядом, выражавшем столько злости, что его глаза практически вылезли из орбит, но он не смел убить меня из-за Цзыу.
Плач постепенно смолк. Это были умные женщины — они вняли моим словам.
По светло-серой плитке застучали редкие капли дождя. Я воздела лицо к небесам и закричала:
— Мой господин вёл войска день и ночь и, должно быть, сильно устал. Ради защиты народа и родины он проливал кровь и пот, сражаясь на пределе сил. Ему было нелегко проделать весь этот путь! Мы, женщины, не можем заменить мужей на поля боя, но ради избавления мира от тирана мы не посмеем стать им обузой!
Женщины затихли.
— Тиран…
— Закрой рот!
Я хотела продолжить речь, но была прервана очередным громоподобным рёвом. На этот раз голос был мне более чем знаком. Каждую ночь во сне я слышала, как он нежно зовёт меня на ушко: «Сангэ, Сангэ». Голос, что мелодичнее любой песни.
Я взглянула на него с
