– Зачем пришла? По какому такому делу?
– Ты чего допрос устроил? А ну иди отсель, а то такую порчу наведу, что с кровати месяц не встанешь! – выкрикнула бабка.
– Колдунья, что ли?
– Я тебе все объясню, Федя. – Шановская подошла к Волкову. – Сглаз бабуля с меня снимает.
– Какой еще сглаз?
Бабка немного успокоилась.
– А не видишь, что с бабой твоей? Как распирает ее? Все от сглаза.
Федор усмехнулся:
– Ага, от сглаза. Не надо сладкое жрать пудами.
– Поговори еще! – вновь взвилась старуха. – Давай, ступай, откуда пришел, покуда ноги еще держат.
– Да, Федор, ты ступай, – вторила ей Шановская. – Хочешь, на улице подожди. Я недолго.
– Нет уж, это тебе заняться больше нечем, как по бабкам шляться, а у меня служба. Дома поговорим.
– Да, Федя.
Волков вышел в сени, потом на крыльцо, вдохнул свежего воздуха. Он только сейчас заметил, что до сих пор держит в руке револьвер, и сунул его в кобуру.
Ну, Авдеев! Ведь знал, что тут живет ведунья, а все свел к тому, что Верка гуляет. Специально, чтобы скандал вызвать. Паскудный человек.
Волков резко махнул своему извозчику.
Тот подкатил и спросил:
– Куда, Федор Алексеевич?
– А ты не знаешь? К совету.
Пролетку проводил взглядом подпоручик Кириллин, сидевший у окна крепкого каменного дома, который стоял на углу проулка.
Из глубины комнаты донесся старческий голос:
– Что интересного увидели, ваше благородие?
– Да ничего особенного, Авдей Гаврилович. Какой-то комиссар подъезжал к дому Ипатьева. Да видно, что невелика шишка, поговорил с комендантом и ушел. Потом он заходил в третий дом от Ипатьева по этой стороне. Не знаете, к кому?
– Так там ведунья Арина живет.
– Порчу и сглаз снимает, что ли?
– Деньги она с недалеких людей снимает. Я ее еще молодой помню. Ох и гуляла баба!
– Странно, комиссар заходит к ведунье. Они же ни в Бога, ни в черта не верят, только в свою революцию.
– В Бога не веруют точно, а черт в них самих сидит. – Старик с окладистой седой бородой поднялся с лавки. – Чайку не изволите?
– Нет, благодарю, Авдей Гаврилович. Может быть, позже.
– Ну, как знаете, а я почаевничаю. Привык, как с хутора сюда переехал. Там воля, здесь тоска. Да вот сил не хватает. Там ведь работать надо. – Старик прошел в соседнюю комнату.
Звали его Авдей Гаврилович Горин. Этот казак оставил службу после тяжелого ранения в Русско-японской войне. Он хорошо знал отца поручика Беркутова и сильно переживал за императорскую семью.
Поэтому, когда Беркутов обратился к нему с просьбой устроить в доме наблюдательный пункт, заслуженный казак не стал задавать ненужных вопросов и тут же согласился. Более того, на Гавриловом хуторе, принадлежащем ему, остановились офицеры группы генерал-майора Покровского, прибывшей в окрестности Екатеринбурга.
Подпоручик Кириллин был послан в город для наблюдения за домом Ипатьева. Его сменщиком являлся Беркутов. При доме поручика, стоявшем на улице Уктусской, имелась конюшня. В ней стояли два молодых породистых скакуна на случай срочной связи между Екатеринбургом и Гавриловым хутором.
Третью неделю группа находилась там, в двенадцати верстах от города, в глухом лесу. Покровский просчитывал различные варианты освобождения государя, прощупывал подходы к городу, изучал обстановку.
Беркутов, кроме всего прочего, имел задачу попытаться выйти на какого-то человека, который мог бы давать информацию о работе структур новой власти, но пока это не удавалось. Князь Покровский не отчаивался, но на душе у него с каждым днем становилось все тревожней. Разумеется, он тщательно скрывал это от подчиненных.
Кириллин поднялся, не переставая смотреть в щель между занавесками, разминая руки и ноги.
В дверь со стороны внутреннего двора постучали. Это мог быть только Беркутов. Ему в ночь заступать, а он сейчас пришел. Может, что-то важное принес?
Горин открыл дверь.
Кириллин услышал голос друга:
– День добрый, Авдей Гаврилович.
– Добрый, ваше благородие. С новостями или как?
– Да есть кое-что.
Беркутов прошел в комнату.
– Приветствую, Сергей!
– Здравствуй. Чего пришел? Тебе ведь в ночь заступать.
– Ничего, я отдохнул.
– Смотрю, хочешь чем-то обрадовать.
– Как сказать. По-моему, у нас будет информатор в стане противника.
– Да? И кто же?
– Информатор не бог весть какой, но все же лучше, чем ничего. Я случайно встретил у казарм прапорщика Алексея Хорошина. Вместе воевали, правда, всего несколько дней. Его прислали перед тем, как меня ранило, но познакомиться успели. Сейчас Хорошин командир взвода в комендантской роте, периодически заступает на дежурство в совет. Рота подчинена военному комиссару Голощекину, Алексей в курсе многих дел большевиков.
Кириллин посмотрел на Беркутова и спросил:
– Ты что, открыто предложил ему работать на нас?
– Я еще не спятил, Сережа, хотя по нынешним временам сумасшествие – нормальное состояние. Психически здоровый человек не способен выжить во всей этой вакханалии. Просто я поговорил с Алексеем, вспомнил бои, поинтересовался, чем он теперь занимается. Я сразу же узнал, что на днях Голощекин намерен выехать в Москву для встречи со Свердловым, а то и с Лениным. Он хочет поднять вопрос о судьбе семьи императора. Ведь наступление частей белой гвардии и мятежного чехословацкого корпуса развивается успешно. Это вполне может привести к падению красного Екатеринбурга.
– Понятно. А что хочет Голощекин предложить Свердлову?
– По мнению Хорошина, он склоняется к необходимости переправки семьи в Москву.
– Узнать бы, о чем договорится Голощекин в Москве.
– Выясним, когда вернется.
– Как дальше ты намерен работать с Хорошиным?
– Пока не знаю. Возможно, приглашу домой посидеть, выпить. Как считаешь, надо передать информацию о планирующейся поездке Голощекина князю Покровскому?
– Передам, когда с хутора прибудет связной.
– Хорошо. На объекте все по-старому?
– Да. Приезжал тут какой-то комиссаришка, говорил с комендантом дома, после чего прошел в один из домов по этой улице. Как выяснилось, к ведунье.
– Что? Большевик пользуется услугами бабки-гадалки?
– Не знаю, может, и пользуется. Но пробыл он там недолго, уехал в сторону главного проспекта.
