до сих пор доводилось только в смелых мечтах. Изучатель подумал, что нужно будет узнать у студиозуса Балле: только ли веселые девки выбривают женскую тайну? Или, как он однажды слышал от Школяров, все замужние — политес у них, говорят, такой (когда он видел маманю в бане, был слишком мал, чтобы обращать внимание на такие вещи).
А там Дастер встал с постели и скинул моряцкие штаны так проворно, словно оказался за бортом в бурном море. Бросив на него взгляд, Делла смущенно прижмурилась, а Тарик, наоборот, распахнул глаза, поневоле ощутив жгучую зависть: могучий причиндал у Дастера-Зара оказался такой, что его собственный выглядел жалким маломерком. Выходило, те, кто малевал картинки к растрепкам, не больно-то и преувеличивали, и любопытство изучателя вызвало насущный вопрос: неужели весь поместится?
Поместился, надо же. И никак не походило, что Делла-Лянка застонала от боли — иначе не улыбалась бы так и не шептала: «Глубже... Быстрее...»
И никакой скуки, они двигались в такт, как в танце, очень даже увлеченно, словно молодые.
Посчитав, что увидел достаточно, Тарик ушел из родительской спальни, перед ним снова была глухая стена, из-за которой не доносилось ни звука, — а Лянка-Делла оказалась шумной, как в книжках, и не в одних растрепках...
Само собой понятно, что у них не будет, как в третьей книжке, где битый жизнью Дастер, считавший, что душа у него свита из якорных канатов, вдруг с превеликим удивлением обнаружил, что в душе запылала нешуточная нежность, и он, вот чудо, не хочет с
Деллой расставаться. Уговорил он ее не сразу: Делла боялась, что он, натешась, ее бросит где-нибудь в далеком незнакомом порту за три моря отсюда, где все чужое и люди говорят по-иноземному. Но в конце концов поверила его алмазным клятвам, надела платьице поскромнее и ушла с Дастером. Правда, в прихожей их попытались остановить владелец веселого дома (по точным известиям — один из заправил портовых стригальщиков) и двое его подручных. Вся троица выхватила длинные сверкающие ножи, разъяренная в первую очередь тем, что нахальный мореход хочет увести ценную девку бесплатно, не заплатив выкупа. С кем связались... Все годы, проведенные в море, Дастер не сходил на берег без верной шпаги из алуатской стали, так что все трое быстренько свалились бездыханными, и Дастер преспокойно увел Деллу на «Альбатрос». И она стала ему верной подругой, однажды спасшей жизнь на Островах Аюдожоров...
Теперь Тарик припомнил, что однажды рассказывал студиозус Балле (худог Гаспер и его гости уделяли болтовне о женщинах гораздо меньше времени, чем грузали, но и не чурались таких разговоров, разве что, в отличие от грузалей, не расписывали свое с ними общение в таких подробностях — в точности как сам Тарик и его ватажка, тут политесы оказались схожими). Балле рассказал тогда — одному Тарику, остальные и так знали, — что многие добропорядочные дамы, которые в жизни не прыгнут в клумбу, порой с мужьями именно такие переодевания и учиняют — ради оживления подувядшего пыла и просто чтобы приятно пощекотать душу. Частенько веселыми девками и предстают. И называется это «спаленное лицедейство», о котором дамы со смехом перешептываются вдали от мужских ушей. Правда, Тарик до сих пор считал, что это чисто дворянская забава, оказалось — нет.
Понятно, об этом никому нельзя было рассказывать — и не только потому, что речь шла о его родителях. Никому нельзя было рассказывать, что уже полгода он умеет видеть сквозь стены — может, для этого есть название лучше и удачнее, но Тарику и такого хватало...
Впервые это накрыло его в Школариуме, нежданно-негаданно, словно кирпич с прохудившейся кровли упал прямехонько на голову. За очередную проказу он был на два часа оставлен в пустом классе. Времечко тянулось, как всегда, ужасно медленно, он смотрел на стену и подумал однажды: вот бы научиться сквозь стены видеть...
Тут и накрыло. Беленая стена с большим портретом великого выдумщика Галарно Нарета, создателя пироскафов, вдруг исчезла, растаяла, пропала — и там, за ней, сидевший за своим столом Главный Титор Школариума по прозвищу Старый Черепахиус (и где вы видели Титора без прозвища?) обсуждал каникулярное подновление Школариума с попечителем154 Тарвитом по прозвищу Кисть Малярная (всем, кто тут служил, Школяры давали прозвища, вплоть до сторожа, он же истопник зимой). Главный Титор, как это у него всегда водилось, был многословен и зануден: талдычил, сколько именно баклаг краски купить и какого цвета, сколько маляров нанять и где, сколько досок купить для починки полов и у кого. И все такое прочее. Тарвит, поседевший в этой должности и переживший трех Главных Титоров, знал все это в сто раз лучше и в поучениях не нуждался — но смиренно слушал начальство, не смея прервать. А про себя тем временем явно прикидывал, сколько денежек на этот раз положит себе в карман, заплатив мзду торговцам, рабочим и счетоводу Школариума, — даже самые младшие Школяры знали от старших, что он жульничает на каждом подновлении, вообще на чем только может...
От неожиданности Тарик громко вскрикнул, так, что его услышал бы и глухой. Те, кого он видел, слабостью ушей не страдали, да и сидели всего в нескольких локтях от него, но и ухом не повели, головы не повернули. И Тарик в совершеннейшем
154 Попечитель — завхоз. ошеломлении слушал глубокомысленные рассуждения Старого Черепахиуса о гвоздях, дверных ручках и метлах. Он мог поклясться спасением души, что не спит, что все это происходит наяву, — и оцепенел в изумлении.
Спохватился, когда Главный Титор направился к двери, сказавши:
— А сходим-ка в комнату нумер три, с нее и начнем осмотр...
Как раз в третьем нумере он и томился... Тарик лихорадочно думал, что нужно как-то это закрыть, но не мог шелохнуться, так был поражен. Они вошли — и вели себя так, словно ничего не произошло! Не удостоив Тарика и взгляда (сам ему определил отсидку), Старый Черепахиус подошел к стене, которой не было, и, показав на то место, где висел обычно портрет Галарно Нарета, озабоченно промолвил: ■ — О
— И раму великого ученого нужно подновить свежей позолотой, а то эти сорванцы ее совсем исцарапали, как ни наказывают...
Они поговорили еще о подновленческих хлопотах и ушли, так ничего не заметив. Тарик так и не понял, что его побудило, но он вдруг вскочил и, вытянув руки, словно завороженный Спутницей1л3,
