Востоке. Причины, по которым был создан Делосский союз, больше не существовали. Люди, подобные Ксантиппу, ушли из этого мира. Как и клятвы.
Сотни гоплитов, несомненно посланных заранее, чтобы обеспечить целостность казны, уже ждали во дворце. Гесиод не мог смотреть, как они разрушают стены, используя копья с привязанными крючьями и веревками и огромные молоты. Это делалось с намеренной, рассчитанной жестокостью, и царь не увидел сожаления в глазах Кимона, когда они посмотрели друг на друга.
Гесиод кивнул. Они задумали подвергнуть его примерному наказанию. Они называли себя союзом, но сердцем его был один только город. Да, один, независимо от того, признавали они это или нет. Афины стали великой державой, что подтверждалось присутствием Кимона в его царском дворце.
И только один город мог остановить их. Увидев, что сокровищница открыта и первые мешки уже выносят, Гесиод подумал о юном посыльном, которому доверил важное поручение. Когда стемнеет, парнишка возьмет лодку и поплывет на материк. Он доберется до союзников, и слова царя разнесутся по всей стране. Вот тогда их будет уже не остановить. Крик о помощи достигнет царей Спарты – и они примут меры.
Эпилог
Сквозь высокую траву спартанский царь смотрел на человека, которого хотел убить. Место, где он стоял, пригнувшись, больше напоминало сад, чем поле боя. Темные заросли тростника и река, протекающая в этой части Пелопоннеса, надежно скрывали его людей. Здесь все было не так, как в пыльной Спарте, где приходилось бороться за воду и пищу. Аркадия была чудесным зеленым краем с фруктовыми деревьями и мягкими пастбищами. Результаты этого Плистарх видел в молодом царе, ехавшем беззаботно верхом в полной убежденности, что он – охотник, а не добыча.
Плистарх почувствовал, что человек рядом с ним пытается подняться и, протянув руку, до боли сжал его предплечье. Тисамен заворчал и стал вырываться, но безуспешно. Почва была болотистая, под ними хлюпала вода, и неподалеку что-то плескалось. Плистарх сжал пальцы еще крепче. Хотя Тисамен и был гражданином Спарты, спартанцем он не родился. И что бы Аполлон ни обещал прорицателю, Плистарх ему не доверял.
– Отпусти меня! – побледнев от боли, зашипел Тисамен.
– Чтобы с тобой ушла моя удача? Нет. Молчи, – сказал Плистарх и разжал пальцы, зная, что приказа будет достаточно.
В глазах Тисамена мелькнул настоящий гнев, но Плистарх не удостоил его и взглядом – пусть вспомнит, что в присутствии любого спартанца он беспомощен, как ребенок. Если бы Плистарх приказал убить прорицателя, Тисамен не устоял бы против слабейшего из них. И даже выдав их, в живых он бы не остался.
В сотне шагов от них молодой царь Дипеи поднял руку, заслонив глаза от солнца. Утром он и его охотники обнаружили у стен города четырех человек и проследили за ними до этого места у границы. Хотя его люди хорошо знали территорию и отличались выносливостью, чужаки неизменно оставались впереди и появлялись только вдалеке, когда пересекали холмы. Царь Анаис не знал, какую из дюжины территорий Пелопоннеса они называют домом, но знал, что они оставляют след, по которому мог бы пройти ребенок. Царь прославился как великий охотник, и сейчас на его могучих плечах лежала шкура льва, убитого им самим.
План был хороший, и началось все хорошо. Молодой царь, пытавшийся объединить народы Пелопоннеса в единый союз, выехал из города со свитой под звуки рога и с реющим флагом, но едва не столкнулся с группой неизвестных, которые бежали от его стражи. Имея перед собой четкий след, Анаис вместе с охраной должен был выйти прямиком к поджидающим их спартанцам.
Плистарх пришел сюда с восемьюдесятью воинами-спартиатами. Каждому из них было за тридцать, и каждый имел сына. Они были элитой, мастерами своего дела; имя каждого знала вся Спарта. Сейчас они стояли на коленях в болотной жиже и ждали, когда сын Леонида прикажет подняться.
Небольшие городки на севере находились всего в нескольких днях пути от Спарты. Плистарх спланировал быструю вылазку с целью подавить в зародыше этот зреющий бунт, пока он не распространился на весь полуостров. Вождем аркадийцев был Анаис, бравший пример с афинян и созданного ими Делосского союза. Суть заключалась в том, что овцы учились не бояться волка.
Плистарх раздвинул стебли тростника. Судя по всему, этот Анаис умел хорошо говорить. О новом поколении, о молодости и силе. В иные времена они могли бы стать друзьями. Но Анаис встал на путь, который привел его к гибели. Не будет никакого союза малых государств, который бросил бы вызов Спарте. На этой священной земле – не будет. Вождь этого опасного движения будет убит, а его голова насажена на копье и выставлена перед стенами его города. Идея объединения умрет и забудется через поколение. Здесь правит Спарта. И никто не может бросить ей вызов.
Плистарх не боялся того охотничьего отряда численностью не более сотни человек, который пришел сюда по следу, оставленному его четверкой. Опасность мог представлять другой, куда больший отряд, приближавшийся к этому месту со стороны холма. Пришел ли этот отряд из расположенной поблизости Мантинеи или откуда-то еще, Плистарх пока еще не знал. Он ждал, оценивая их силу и чувствуя, как скользят по бедрам пиявки или лягушки.
Молодой царь оставался на месте, и каждый раз, когда он поворачивался, чтобы осмотреться, у Плистарха возникало ощущение, что Анаис видит его. Может быть, блик солнца на щите. Спартанцы из предосторожности обмазали их грязью, но все равно спрятать на болоте восемьдесят человек – дело непростое, тем более что несколько охотников были верхом. Один из них что-то сказал царю, и тот рассмеялся.
– Уходим? – шепотом спросил Тисамен.
К болоту подошли шестьсот человек. Вызвали их сюда каким-то невидимым сигналом или они просто проводили здесь занятия, неизвестно, но план убийства Анаиса они, безусловно, сорвали.
Плистарх бросил на него сердитый взгляд, хотя он всего лишь констатировал очевидное. Тисамен не союзник, напомнил себе Плистарх. Прорицателя взяли только потому, что ему было обещано пять побед. Первой были Платеи, второй, предположительно, Кипр, – по крайней мере, афиняне называли это победой. Оставалось еще три. На мгновение он закрыл глаза, посвятив свою жизнь Аполлону и Аресу, и попросил отцовского благословения.
– Вставайте, ребята, – сказал Плистарх. – Перережем этих веселых сучьих детей.
Они поднялись из болота как один, испачканные черной грязью, в шлемах, с копьями. Царь замер с открытым ртом, когда они вдруг возникли перед ним. Тисамен рванулся вперед вместе со всеми, чтобы не попасть им под ноги. Он увидел, как молодой царь дернул поводья и
