опытом народа. Именно эти ценности во многом и направляют ход общественной истории». Далее в статье, основываясь на результатах многочисленных социологических исследований, рассматривалось, каким ценностям отдает большинство народа свои предпочтения, как относятся люди к важнейшим переменам в жизни страны. Социальная справедливость, роль государства, приватизация, духовность, отношение к богатым… Все это, пожалуй, впервые анализировалось не на основе мировоззренческих позиций автора, а исходя из точных цифр достоверных опросов.
Много шума наделала и моя статья, опубликованная в самой тиражной газете страны – «МК». Это была даже не статья, а целый газетный разворот с фотографиями, цитатами, ссылками – под названием «Мораль сей власти такова». Речь в ней шла о нравственных коллизиях власти: ее проколах, безграмотности в вопросах административной этики, о том, почему В. Путин постоянно опаздывает и т. д. Общественную поддержку получили и мои публикации в «Литературной газете», в «МК» в защиту русского языка от вала англицизмов, неумных заимствований, искажений. Особо хотел бы остановиться на моем сотрудничестве с радиостанцией «Русская служба BBC».
Где-то в 1993/94 году мне позвонили оттуда и предложили выступать у них в прямом эфире в качестве политолога.
– Я не буду с вами работать.
– Почему?
– Потому что я не люблю вас. Вы все время критикуете Россию, обвиняете ее во всех грехах, а я патриот, люблю свою родину.
– Ну вот и хорошо! Вы будете отстаивать свою точку зрения, а ваши оппоненты по передаче – свою.
На это я согласился и более десяти лет 3–5 раз в месяц участвовал в передачах BBC. Строились они так: ведущий соединял меня с кем-нибудь из видных политологов Англии или Америки, называл актуальную проблему, и мы рассматривали ее каждый со своей точки зрения. Чаще всего спорили, редко когда соглашаясь. Помню ожесточенный свой спор с молодым тогда, но уже широко известным американским специалистом по России Ариэлем Коэном. Народ в России в это время жил очень тяжело, многие просто голодали. И Коэн заявил, что от голода, от бытового неустройства россияне вскоре обязательно восстанут: «Ждите новой революции!» Я возражал:
– Никогда русский народ не пойдет на социальные потрясения только из-за трудностей своей материальной жизни! Для этого нужно еще, чтобы уровень социального неравенства достиг своего предела, чтобы у людей была бы своя организация, свой вождь, которому она полностью доверяла.
– Поживем – увидим, кто прав.
Пожили – увидели… Шли эти передачи 15 минут, и в общей сложности мои реплики занимали не больше 5–7 минут. Но платили за них вполне прилично: 50 долларов, если я выступал из дома, и 60 долларов, если приезжал на студию. Редакция BBC занимала два огромных этажа в новом здании у Павелецкого вокзала. Повез я туда приехавших в Москву внучек, показал им студии, из которых велись передачи, а главное – подарил свой гонорар: я его забирал не чаще чем два раза в год. Вспомнил я это в связи с тем, что, когда сегодня, уже в середине 20-х годов нашего столетия, они гостили у деда и слышали, как он давал по телефону большое интервью какой-то российской газете, они сказали: «Ты теперь много денег за него получишь!»
– Ничего я не получу. Мне часто звонят, просят ответить на вопросы, высказать свое мнение по разным актуальным проблемам. А телевидение и домой приезжает, записывает мое выступление. Но никто ни за что не платит.
Очень они этому удивились. Я им еще не сказал, что и за свои статьи в центральных газетах платили или гроши, или вообще ничего. Почему же я не отказываюсь выступать по радио, на телевидении, писать в газеты, журналы? Во-первых, как я уже говорил, для меня всегда было радостью участвовать посильно в живом общественном процессе, а во-вторых, я же советский человек, и в меня намертво врос во многом сомнительный лозунг – «Надо делать свое дело, не думая о вознаграждении». Помимо журналистской работы я еще, что называется, и «вживую» участвовал в различных государственных деяниях. Расскажу только об одном из них.
Государственная дума задумала учредить свой Комитет по этике. Пригласили несколько специалистов, и меня в том числе, и попросили помочь разработать Положение о его работе. Все рьяно приступили к работе, но вскоре мои коллеги, более всего занятые разработкой теоретических проблем этики, как-то осторожно отошли от этого дела. Я же в силу своей любви к практическим делам остался. Надо сказать, что в Госдуме серьезно отнеслись к созданию комитета, даже пригласили для консультации главу подобного комитета из Конгресса США, благо это было время теплых отношений между нашими странами. Интересные вещи рассказал он.
– Всего в Конгрессе существуют четыре комитета, которые регламентируют работу депутатов и сенаторов. По регламенту, по соответствию законодательству (он назвал еще какой-то, но я запамятовал. – В.С.) и по этике. Так вот, больше всего конгрессмены боятся именно его. В другие можно позвать адвоката, и он будет долго тянуть резину, а то и вовсе оправдает нарушение. В Комитете же по этике никаких адвокатов не требуется, там просто решают, исходя из общепринятых в стране нравственных норм, соответствует ли им поступок конгрессмена или нет. И широко публикуют свой вердикт. И не дай бог, если он отрицательный! Всё, конец политической карьере.
Создали у нас подобный комитет, начал он работать. Меня за особые заслуги назначили то ли его советником, то ли главным консультантом – естественно, без зарплаты. Походил я некоторое время на его заседания, а потом сказал:
– Спасибо! Я уж лучше уйду со своей почетной должности. Толку от вашей работы никакого нет, только время отнимаете.
Действительно, если в Америке подобный комитет – один из важных источников новостей, то кто у нас в стране знает, чем он занимается? Депутатов ловят на обмане в своих декларациях, они неподобающим образом ведут себя в общественных местах, могут таскать своих коллег-женщин за волосы и т. д. и т. п., и какая же реакция Комитета по этике? А никакой, один пшик.
Вот я и вспомнил что мог о том, чем же занимался долгие тридцать лет жизни в постсоветской России: и информационно-аналитическими исследованиями, и журналистикой, и прямой политической работой, и политтехнологом был, и бог знает, что еще делал! И все-таки главным для меня все это время оставалась моя работа в академии. Где бы и чем бы я ни занимался, но и психологически, и своим сознанием в первую очередь я всегда ощущал себя преподавателем и научным работником. Вести занятия со слушателями, аспирантами, читать лекции, писать научные работы всегда было для меня высшим наслаждением, главной жизненной целью. Главным поэтому и была для меня работа в своей академией, но уже под новым
