что впереди Саши шла его большая слава. Так, ходили слухи, что он, будучи лаборантом в Институте зоологии, отравил большой (800 л) аквариум с ценными рыбами, затем, работая в другом институте, погубил весь виварий. Честно говоря, эти слухи меня не особенно волновали, хотя и приходила на ум мысль, что следующей жертвой Саши может быть Инна Сергеевна.
Свою трудовую деятельность в лаборатории Саша начал с попытки подогреть двухлитровую мерную колбу с бензином на газовой горелке. Рядом на двух табуретках Саша расстелил большой свитер, явно собираясь его постирать в бензине, как только последний вскипит. Это был первый "звонок" для Инны Сергеевны, но она легкомысленно пропустила этот факт мимо внимания. Затем она обнаружила ершик для мытья радиоактивных пластинок у себя на письменном столе. Затем она поймала Сашу в тот момент, когда он, тщательно перебирая содержимое мусорного ведра, доставал из него те самые радиоактивные пластинки. Вскоре я уже мог наблюдать следующую картину: Инна Сергеевна (старший научный сотрудник) моет посуду, а Саша, удобно устроившись за ее письменным столом, любуется экстерьером собачек в иллюстрированном журнале (Саша разводит дома собак и увлекается охотой). Затем были другие события, после которых Инна Сергеевна начала недвусмысленно намекать Саше о необходимости написания небольшого заявления. Но Саше понравилось работать с Инной Сергеевной, и он не хотел уходить с насиженного места. Однажды в понедельник утром, придя на работу и проходя мимо комнаты N 20, я буквально поперхнулся от вони, исходившей непонятно откуда. В коридоре уже метался завлаб, пытавшийся определить источник запаха, и уборщица, помогающая ему в этом. Общими усилиями источник нашли – это была морская свинка, усопшая где-то в середине прошлой недели. Поиски собственника свинки ничего не дали. И только впоследствии выяснилось, что это был все тот же Саша, поставивший над свинкой неудачный эксперимент. Справедливости ради необходимо отметить, что Саша не был первым по части испытания обонятельных рецепторов заведующего. В свое время мой лаборант Слава (который, кстати, и привел к нам Сашу) подкармливал собачек в виварии мясными отходами, и как-то в пятницу он эти отходы (а они уже были с хорошим душком) оставил в комнате Алексея Степановича. Первое, что я услышал в понедельник утром, поднимаясь на второй этаж – это крики заведующего – кроткого, интеллигентного человека. За три года работы с ним мне не то, что крика – простого повышения голоса не приходилось слышать. Заглянув к нему в кабинет, я увидел его держащим в руке кусок зловонного мяса, над которым кружилось около двух десятков огромных синих мух, непонятно откуда взявшихся в закрытом кабинете. После этого Алексей Степанович в течение недели работал в библиотеке.
“Апофегеем” Сашиной карьеры в нашей лаборатории оказалась история с большим ртутным термометром, любезно подаренным ему Юрием Юрьевичем. В свое время этот контактный термометр служил на водяной бане, но вышел из строя, и Юра, питая к своему крестнику дружеские чувства, подарил его остатки Саше. Саша, накопивший к этому моменту примерно 200 грамм ртути, принялся варить из нее сулему, явно рассчитывая освободить комнату №20 от посторонних, так мешающих его интересным исследованиям. К сожалению, вдобавок к слабой головке, у Саши оказались еще и плохие руки, и в самый ответственный момент он опрокинул посуду с ртутью на пол. Дальнейшие его действия отличались простотой и оригинальностью. Отчаявшись собрать юркие шарики в банку вручную, Саша достал бутыль с концентрированной соляной кислотой и принялся поливать ею пол для полной и окончательной инактивации вредного элемента. При этом он добился частичного успеха – выжег красивое фигурное пятно на линолеуме, что как-то компенсировало ему полную неудачу в борьбе с ртутью. Исчерпав собственные методы удаления ртути применением ударной дозы соляной кислоты, Саша, наконец, решил обратиться к сокровищнице химической мысли, материализованной в справочнике Рабиновича. На помощь пришел лаборант Валерик, чей бесценный опыт работы в биохимической лаборатории и общения со справочником оказался в этом деле решающим. Дальнейшее было делом техники. Саша упросил Валерика не сообщать никому об опыте и со спокойной совестью ушел домой. К сожалению, слабость Сашиной головы распространялась не только на область химических исследований, но и на всю остальную его деятельность. Справочник остался лежать на столе Инны Сергеевны именно на той странице, где описывались способы связывания ртути. Именно поэтому (отдадим должное ее проницательности) первым ее вопросом утром следующего дня было: "Что вы здесь вчера делали с ртутью?" Все остальное уже было делом техники. Через 15 минут я подписывал долгожданное, выстраданное Инной Сергеевной заявление.
В оставшиеся две недели Саша работал в военкомате, где осторожно пытался выведать у сотрудников, какое вооружение у них имеется и где именно оно хранится.
1990
Наша похоронная бригада
Приходит в стельку пьяный мужик домой.
Жена встречает его со скалкой в руках и со словами:
– Где шлялся, скотина? Где тебя носит, сволочь?
– Люся… на кладбище был. – Что, кто-то умер?!
– Не поверишь… там ВСЕ УМЕРЛИ!
Вот, к примеру, захочется выпить вам,
А вам выпить нигде не дают.
Все стыдят да грозят вытрезвителем,
Да в нетрезвую душу плюют.
А на кладбище – так спокойненько,
От общественности вдалеке,
Все культурненько, все пристойненько,
И закусочка на бугорке…
(М. Ножкин)
В Институте ботаники, в котором я работал в конце "застоя", как и в каждой солидной организации со штатом более 500 человек, люди помирали регулярно. Так что постепенно у нас в отделе сформировалась как бы полуштатная похоронная бригада, в которую входило в разные времена от 4 до 7 человек. Главным распорядителем был Валера Бречко – пробивной инженер, умеющий "достать" гроб и венки без очереди, организовать машину и т. д.; старшим по званию – с.н.с. Александр Федорович – дистрофическая личность с дрожащим голосом и расшатанными конечностями; легендарный аспирант Валерик Харченко – полутораметровый половой гигант с окладистой бороденкой под Хемингуэя; придворный философ Сергей Кудря, обязанностью которого было внесение последних достижений марксистско-ленинской философии в ботанические труды нашего академика; мой коллега по аспирантуре Вадик Берестецкий; теоретик водно-солевого обмена Гордецкий и я. Многолетние тренировки сплотили нашу бригаду в монолитный коллектив с четким расписанием обязанностей каждого.
Однажды у Олимпиады Бойчук, сотрудницы нашего отдела, умер любимый дядя. Любовь Липочки к родному дяде, однако, не простиралась настолько далеко, чтобы самой участвовать в его захоронении, к тому же на носу у нее был круиз по Прибалтике, поэтому нашей бригаде был выставлен ящик шампанского и велено было схоронить дядю, так сказать, по третьему разряду – быстренько и «подешевше».
