Прудиева сообщить сей факт Инне Сергеевне. Вроде бы ничего необычного. Простая, даже пустячная просьба, но Дима ее не исполнил, чем очень огорчил обязательного Алексея Степановича. А дело было так. В начале разговора после изысканных приветствий и вежливых вопросов о здоровье жены и успехах ребенка в школе, а также выражения глубокого удовлетворения фактом присутствия Димы в столь ранний час на рабочем месте, Микоша объяснил, почему он позвонил именно ему, а не самой Инне Сергеевне, которая сегодня получает пенсию и будет позже; не Саутину, который (тут Алексей Степанович позволил себе подлить в голос немного яду), естественно, опоздает на час, не говоря уж о Поворотнем и Ковзун (которые вполне могут совсем не придти); не Марье Ивановне, которая вообще на работу не ходит неделями. Затем последовало изложение самой просьбы с последующим разъяснением причин его отсутствия на рабочем месте. Здесь было и описание погоды (мерзкая!); и характеристика работы общественного транспорта (отвратительная!); и подробнейший анализ самочувствия (неважное) с указанием тех мер (основных и вспомогательных), которые Алексей Степанович счел необходимым предпринять с целью улучшения собственного здоровья; и ситуация на работе, где ему с трудом удается выкроить минутку для собственно научного творчества (здесь Дима со вниманием выслушал жалобы на плановый отдел, бухгалтерию и самого директора, возложившего на Микошу все бремя финансовой ответственности по отделу).
Затем Алексей Степанович поинтересовался, чем же занимается Дима в эти утренние часы. Услышав в ответ слово “электрофорез”, Алексей Степанович вдохновился и внимательнейшим образом, вникая даже в самые малозначительные детали, расспросил Диму о подробностях проведения данного опыта, обсудил результаты всех предыдущих, сравнил их с данными Орме-Джонсона и предложил попробовать градиентную заливку геля. Затем, наконец, последовали пространные пожелания успеха и слова прощания.
Вся беседа длилась около часа, и когда опупевший Дима отлепил телефонную трубку от покрасневшего уха, он, хотя и с трудом, но еще припоминал, о чем шла речь в последние 10 минут “общения”, а вот суть разговора и, главное, просьба Алексея Степановича остались далеко за бортом Диминого сознания.
Следующий удар Юрию Юрьевичу нанес наш коллега греческой национальности Николай Дмитриевич Халангот, заочно. Когда Юра, неся в обеих руках переполненную ледяную баню, с трудом, ногой, отворил дверь своего холодильника, он увидел, что все полочки плотно уставлены конвертами, пакетиками из-под молока и другими живописными причиндалами Николая Дмитриевича. Пришлось баню нести обратно. Затем оказалось, что Слава не выключил аналитические весы, и к тому же не выставил их на "0". Нервное напряжение Юрия Юрьевича достигло критической отметки. В этот момент появился Николай Дмитриевич в натуре и начал проникновенно внушать Юре, что он (Саутин) занимается совсем не тем, чем ему, да и вообще любому, хоть немного себя уважающему человеку, следовало бы заниматься. Что эти так называемые исследования никому не нужны, что вся подлинная наука делается в клинике руками врачей-практиков, в частности, его, Николая Дмитриевича, руками (тут эти руки были продемонстрированы вблизи физиономии Саутина с обеих сторон). Ему активно подвякивала Лена, проводя тезис о необходимости развития прикладных исследований и полной бесполезности фундаментальных. Это было последней каплей. Последовал взрыв. Юрий Юрьевич в доступной пониманию собеседников форме, простыми словами охарактеризовал поведение Николая Дмитриевича и Лены, довел до них свое мнение об их квалификации, умениях, навыках, привел ряд живых и наглядных примеров и заключил обвинением в их тайной верности бессмертным идеям Лепешинской и Трофима Денисовича совокупно с Изей Презентом. В этот момент в комнату зашел Слава и получил свое.
На этом злоключения Юрия Юрьевича не закончились. Заглянув в морозильник, он обнаружил, что самые дорогие и милые его сердцу реактивы, выписанные аж из самой Англии, разбросаны кое-как по всей камере. Здесь необходимо пояснить. Дело в том, что морозильник я обменял у Саутина (хотя он делает вид, что этого не помнит) на обычный холодильник на самой заре его (Саутина) внедрения в отечественную эндокринологию. Но, хотя морозильник официально числится моим и стоит в моей комнате, мне в нем принадлежит лишь одна полка. Еще полполки занимает Юрий, ну а остальной объем уверенно освоил Николай Дмитриевич со своими интересными коробочками и пакетиками. Сегодня, когда я открыл морозильник для закладки своих проб, оказалось, что и та единственная моя полка в основном занята чужими препаратами, кои я и распихал по холодильнику случайным образом. Все это и было высказано мною Саутину в ответ на его необоснованные претензии, но настроения его почему-то не улучшило.
Очередное неудовольствие и раздражение у него вызвала моя попытка выйти на обед за двадцать минут до установленного распорядком времени. В результате он заявил, что обедать не будет вовсе, и я ушел сам. Когда я, привольно расположившись в отдельном кабинете ближайшего ресторанчика, уже доедал второе, появился Юра. Естественно, “первое” ему принесли последнему, а “второе” не принесли вовсе. В ответ на его заявления официантка доказывала, что все “вторые” она уже давно разнесла – явно подозревая его в намерении съесть лишнюю порцию гуляша с тушеной капустой. Когда Юра после супа стал пить чай с пирожным, ему все же принесли гуляш, но он, в виде протеста, есть его отказался. В результате они с официанткой расстались довольно холодно. Конечно же, кофе выпить также не удалось, так как в баре была большая очередь, а в кулинарии его не было вовсе. После обеда Юра проконсультировался у специалиста и окончательно выяснил, что "винчестер" нашего компьютера "накрылся", и все наши программы, данные, графики и тексты вместе с ним. В три часа ему принесли конверт с оскорбительной рецензией на статью, возвращенную из паршивенького отечественного журнала. В конце дня выяснилось, что метка не включилась, холин не отделился, а у Лены максимум экстинкции при измерении проб на спектрофотометре составил 0,015 о.е.
В 16.30 мы пили хороший чай с черновицкой шоколадкой, что было единственной радостью этого дня Юрия Юрьевича, если не считать необходимости идти на вечерние курсы по повышению его воинской квалификации.
1989
Наш лаборант Саша
…хотя вы все там химики и нет на вас креста,
но вы же там задохнетесь за синхрофазотронами,
а здесь места отличные, воздушные места.
В.Высоцкий
Саша появился у нас в начале года. Юрий Юрьевич (уже с.н.с.!) с ним собеседовал и сгоряча предложил Саше начинать работать тут же, немедленно. Но Саша, зная себе цену, заявил, что выйдет на работу через две недели, с 20 января. Завлаб отнесся к нему с плохо скрываемым подозрением, а Инна Сергеевна, к которой его назначили, определилась сразу. Надо сказать,
