— Иви тут нравиться, но если хочешь, мы уходить, о’кей, — ответил дядя Тони.
Что ж, невелика цена за присутствие Иви, которая уже регулярно навещала Бадди. Как только Бадди выключал свет, она забывала свою застенчивость, делалась ловкой, проворной, на все готовой. Бадди больше не заговаривал о том, чтобы отправить дядю Тони обратно.
Дети Бадди и члены их семей все чаще навещали его, справлялись о здоровье. Он озадачивал их, а может быть, и огорчал, отвечая:
— Будто заново на свет народился!
Була и Мелвин прослышали о дяде Тони и Иви, выяснили, что Мизинчик захватила большую спальню на первом этаже, принадлежавшую прежде Мелвин. Була уговаривал Бадди избавиться от пришельцев, но Бадди всегда предпочитал поступать вопреки советам детей, а чтобы сразу расставить точки над «i», он снова напихал собачьего дерьма в фен для волос. Включив фен, Була, можно сказать, получил ответ от папочки прямо в нос.
Мизинчик не обращала внимания на родичей Бадди. Она успокоилась, меньше злилась, меньше требовала. От приезда сестры ее настроение заметно улучшилось. Мизинчик и Бадди уже какое-то время спали врозь: «Он храпеть», «она пукает». И то, и другое было неправдой. Бадди не мог отвлечься от мыслей о предстоявшей операции, его возмущало, что многие опасаются неудачного исхода. Визиты Иви приободряли его. Она стучалась в его дверь почти каждую ночь: «Я не спать, хозяин».
Она походила на маленького зверька — отчаянно, изощренно борющегося за жизнь, вечно бдительного, дикого, но притворяющегося ручным, потому что изголодался. Такое же впечатление в свое время произвела на него в Маниле Мизинчик, когда ее привели к нему дядя Тони и тетя Мариэль. Иви хотела угодить, она прижималась к нему гладким, по-крысиному (ничего в этом нет плохого) проворным телом. Бадди сравнивал ее с мелким грызуном. Когда все заканчивалось и Бадди лежал, улыбаясь, она принималась просить, чтобы дядя Тони остался. Он не отвечал со всей определенностью «да», ему нравилось дразнить девушку, откладывая окончательное решение.
Знала ли Мизинчик о ночных похождениях Иви? Если и да, то никак этого не обнаруживала. К девочке она относилась снисходительно, не как старшая сестра — скорее как тетка.
Дядя Тони мыл машину Бадди и подметал подъездную дорожку. Он любил полировать и смазывать маслом различные вещи, любил сами вещи, которые можно полировать и смазывать маслом. Садовый инвентарь теперь аккуратно висел на крюках в гараже, гвозди и болты хранились в жестянках из-под кофе. Иногда дядя Тони даже расчищал примыкавший к дому участок пляжа.
Детей Бадди раздражала мелочная опрятность дяди Тони, его страсть раскладывать все по местам. Присвоив себе статус слуги на все руки, он свободно расхаживал по всему дому, точно уже сделался тут хозяином. Приходилось все время спрашивать, где что лежит. «Я принесу», — отвечал самозваный смотритель. В жизни дома происходили перемены, как и в тот раз, когда Бадди числился мертвым и его дом захватило семейство Маланут. За большим столом рассаживались теперь по-иному: Бадди на привычном месте во главе стола, Мизинчик и Иви по обе стороны от него, так что он смахивал на островного царька, окруженного женами, толстого и счастливого, правил своим племенем, придерживая обеими руками трясущийся живот. Неподалеку устраивался дядя Тони, а Була, Мелвин и прочие потомки Бадди, когда заглядывали к нему, оказывались на дальнем конце стола, вытесненные Мизинчиком и ее родней.
Иногда Бадди приглашал меня полюбоваться этим спектаклем.
— Я не спать, хозяин, — поскреблась Иви под дверью Бадди вскоре после такого ужина, но, вместо того чтобы заползти к нему в кровать, осталась сидеть, полностью одетая, на стуле за узеньким столиком.
— Хочешь массаж? Это массажный стол.
— Я хотеть найти мой отец, — сказала Иви.
— Твой отец умер, лапонька. Мизинчик мне говорила.
— Нет. Отец Мизинчик умереть. Одна мама, разный папа.
Может быть, этим объяснялось, что Мизинчик вела себя как тетка?
— Где же он?
— Где-то в Америка. — Иви ткнула пальцем наугад, словно речь шла о дальней, полусказочной стране. — Пожалуйста, помочь мне.
Когда женщина молит о помощи, ее нужду можно обратить себе на пользу, но Иви была слишком неуступчива, да и вся семейка предъявляла претензии. Несколько дней спустя Мизинчик уже требовала билет из Манилы для своего брата Бинга.
— А если я не стану покупать билет? — уточнил Бадди.
— Тогда Иви ехать обратно.
Значит, Мизинчик в курсе, что он спит с Иви, но Бадди не считал, что на него оказывают давление. Циничный сговор: он купил билет, Мизинчик была счастлива, Иви стала ласковей, а дядя Тони продолжал навязывать Бадди свои услуги.
Оставалось только найти отца Иви. Бадди обещал ей помочь, поскольку теперь она шла на любые уступки в постели, охотно училась — стоило Бадди только намекнуть, и она уже бралась за дело. Мизинчик больше не беспокоила Бадди своей ревностью и угрозами.
Хотя Иви ныла насчет отца, Бадди было с ней хорошо — так хорошо, что о причинах этого он не задумывался, иначе ответ он нашел бы на первом этаже, в спальне, где каждую ночь дядя Тони ложился с Мизинчиком, а порой проскальзывал в комнату по другую сторону холла, чтобы наставить Иви. Приехал братец Бинг и привез с собой тетушку Мариэль, «жену дяди Тони» — так ее представили, но на самом деле тетя Мариэль и Бинг были любовниками, хотя Бинг положил глаз и на Иви.
Бадди ни о чем этом и понятия не имел. Он с улыбкой восседал во главе стола, во главе своего нового семейства, уже состоявшего из пяти человек. По ночам он слышал сквозь сон легкие шаги босых ног по деревянному полу, но ему чудились мыши — деловитые мыши, прогрызающие ходы в стенах.
64. Крюк
— Жила-была молодая девушка, твоих примерно лет, по имени Махина, что значит «Луна», которая ненавидела своего отчима, — начал рассказ Бадди как-то вечером после ужина. Он по обыкновению занимал место во главе стола, Мизинчик и ее родственники — по обе стороны от него, а я сидел на дальнем конце, дивясь царственной осанке Бадди и его безоглядной отваге — в шестьдесят семь лет богатый старик, мультимиллионер, решился окружить себя чужаками. Правда, Бадди всегда напоминал мне скалу, этакий скользкий утес в океане, за который многие пытались уцепиться, как цеплялись и за наш остров.
— Отчим любил Махину, но ей этого было мало, — продолжал Бадди. — Он давал ей деньги, но ей этого было мало. Он покупал ей одежду, но не всякая одежда ей нравилась. Она хотела большего, и она хотела знать правду — хотела найти родного отца.
Отчим часто вспоминал, как ему однажды на Рождество подарили пару дорогих перчаток и как его это насмешило. — Бадди сделал паузу, давая всем присутствующим время задать вопрос: «А что же здесь смешного?» Когда вопрос прозвучал, Бадди пояснил, что вместо правой руки у этого человека был крюк, а на левой уцелело лишь два пальца.
— Все, что от него осталось, дрожало, точно желе, от одного звука газонокосилки, — намекнул Бадди.
