class="p1">— Вот как! — поражается Брюне. — А я и не знал!
— Это естественно, — снисходительно замечает Морис. — Ведь ты полгода не имел контактов. Сначала все было по-другому, но сейчас СССР держит их за горло.
— Но почему?
— Да потому, черт возьми, что он поставляет им материалы{38}.
— Какие материалы? — кричит Брюне, так и подскочив.
— Разные. Шале тебе это объяснит лучше меня. Если поставки прекратятся, фрицам останется только пасть на колени.
— А как вы все это узнали?
— Ну, — говорит Морис, — все это было в «Юманите». Брюне овладел собой, он улыбается Морису и потирает руки.
— Что ж, тем лучше! — говорит он. — Тем лучше. Это добрые вести.
Они пришли. Солнце поднимается, начинается день, жирный и вялый, раздутый влагой, но в этот день, похожий на все остальные, что-то произошло. Брюне не ощущает ни страха, ни гнева, он с холодным интересом смотрит на Мориса, потом оборачивается к остальным:
— Входите!
Они входят, Брюне зовет Ламбера:
— Развести их. Мулю принесет еду, я займусь ими позже.
Он делает знак Морису и Шале.
— Вы оба идите за мной.
Они идут вместе в конец коридора, Брюне останавливается; перед тем, как открыть дверь, он им говорит:
— Здесь все чувствуют себя как дома.
Он входит, люди надевают шинели: они собираются на работу.
— Ну? Как жизнь шахтеров?
— Здорово! — отвечают ему. — Это было очень интересно.
— И поучительно, — с некоторой горячностью говорит Бенен.
Брюне тронут, он гордо поворачивается к Шале.
— По утрам они беседуют. Они делятся всем, что знают. Шале ничего не отвечает, он клацает зубами. Брюне
как бы сам себе добавляет:
— Если бы была возможность добыть для них книги… Он показывает на Шале и Мориса:
— Вот два новых товарища. Они прибыли из Франции.
Все с теплыми улыбками поворачиваются к ним. Брюне удовлетворенно смотрит на своих парней, по ним Морис всегда сможет равняться. Брюне им, в свою очередь, улыбается, у него создается мимолетное впечатление, что он прощается с ними, он кладет руку на плечо Шале и, подталкивая его вперед, говорит громко и торжественно:
— Он будет для вас тем же, чем был я.
Люди переводят взгляды с него на Шале. Брюне секунду-другую смотрит в их глаза, которые больше не глядят на него, ему хочется что-то добавить, но он не помнит, что именно. Он поворачивается на каблуках и через плечо бросает Шале:
— Приходи ко мне после еды, побеседуем.
Он выходит, смутно ощущая: что-то сейчас свершается, он ускоряет шаги, ему не терпится увидеть Шнейдера; при всех своих недостатках Шнейдер — как родной. Он открывает дверь: Шнейдер здесь, склонился над печкой. Брюне чувствует облегчение.
— Вот и я.
Брюне входит и вздрагивает, тепло начинает ласкать ему кожу, потом неожиданно волной крови ударяет ему в лицо, он снимает шинель, бросает ее на койку, он испытывает стыд от того, что ему тепло.
— Ну что? — спрашивает Шнейдер.
Брюне садится, стул под ним трещит, затем он увесисто хлопает Шнейдера по спине.
— Старый прохвост! Заматерелый социал-предатель! Он смеется. Шнейдер оборачивается и смотрит, как он смеется.
— Что случилось? Неприятности? Брюне перестает смеяться.
— Нет, — говорит он. — Все идет как надо.
Он вытягивает ноги к огню, глубоко вздыхает, зажигает трубку.
— Славная будет трубка. — А?
— Вот эта трубка. Я купил ее вчера в столовой. Славная будет трубка.
Трубка славная, на доброе лицо Шнейдера, покрасневшее от огня, приятно смотреть. Чувствуешь себя как дома, в полной безопасности.
— Я встретил двух товарищей, паренька с завода «Флев» и Шале.
Шнейдер поднимает голову, помертвевшими глазами смотрит на Брюне и рассеянно повторяет:
— Шале… Шале…
— Да, — говорит Брюне, — его фамилия тебе ничего не говорит: за пределами партии он мало известен, но он человек влиятельный. В тридцать девятом году был депутатом, его бросили в тюрьму, а потом прямо оттуда погнали на передовую{39}.
Шнейдер молчит. Брюне продолжает:
— Я рад, что он здесь. Очень рад. Всегда все решать одному — это прекрасно, но… Но какую позицию следует занять по отношению к свободной Франции? Я тебе говорил, что это меня тревожило. А он должен знать: у него были контакты с товарищами.
Он останавливается. Шнейдер, багровый, с полузакрытыми глазами, кажется спящим. Брюне стукает его каблуком по икре:
— Ты меня слушаешь?
— Да, — отвечает Шнейдер.
— У Шале много опыта, — говорит Брюне. — Но это совсем не тот опыт, что у меня: он сын пастора, интеллектуал. Он всегда редко посещал собрания и сохранил пуританские черты характера. Но у него холодный ум. И он знает, чего хочет.
Брюне выбивает трубку в печку и заключает:
— Он будет здесь очень полезен.
Брюне останавливается. Шнейдер настораживается, как будто прислушивается к шуму извне.
— Что это с тобой? — нетерпеливо спрашивает Брюне. Шнейдер улыбается:
— Честно говоря, смертельно хочу спать. Прошлой ночью я из-за холода не сомкнул глаз.
— С сегодняшнего вечера будешь спать здесь, — повелительно говорит Брюне. — Это приказ.
Шнейдер открывает рот, по коридору кто-то идет, и он молчит. На его губах играет странная улыбка.
— Ты меня слышишь? — спрашивает Брюне.
— Там будет видно, — отвечает Шнейдер. — Впрочем, если ты вечером это повторишь, подчинюсь с удовольствием.
Шаги приближаются, в дверь стучат. Он умолкает, он будто чего-то ждет.
— Войдите!
Это Шале. Остановившись на пороге, он смотрит на них.
— Ты нас заморозишь, — говорит Брюне. — Дверь закрой.
Шале делает шаг вперед и останавливается; он смотрит на Шнейдера. Потом, не переставая смотреть на него, ногой закрывает за собой дверь.
— Это Шнейдер, мой переводчик. — Брюне поворачивается к Шнейдеру. — А это Шале.
Шнейдер и Шале смотрят друг на друга. Шнейдер все еще такой же красный. Он медленно, вяло встает и смущенно говорит:
— Ну, я пошел.
— Останься, — говорит Брюне. — С жары сразу в холод — заболеешь.
Шнейдер не отвечает. Шале произносит четким голосом:
— Я хотел бы поговорить с тобой с глазу на глаз. Брюне хмурит брови, потом добродушно улыбается,
поднимает руку и тяжело опускает ее на плечо Шнейдера. Лицо Шнейдера остается по-прежнему вялым и невыразительным.
— Это мое доверенное лицо, — поясняет Брюне. — Все, что я здесь делаю, я делаю с ним.
Шале совершенно неподвижен, он больше ни на кого не смотрит, кажется, он ко всему равнодушен. Шнейдер выскальзывает из-под руки Брюне и, волоча ноги, подходит к двери. Дверь закрывается. Брюне долго смотрит на дверную ручку, потом поворачивается к Шале.
— Ты его оскорбил!
Шале не отвечает, Брюне злится.
— Послушай-ка, Шале… — сурово начинает он. Шале поднимает правую руку, прижав локоть к боку,
Брюне умолкает. Шале говорит:
— Это Викарьос{40}.
Брюне непонимающе смотрит