пока избегать привычной участи покорённых городов, и прелат хотел, чтобы так оно и оставалось, для чего затеял в тот вечер пышный пир в честь незваных гостей. Едва покончили с едой, как Ричарду доложили о появлении на подходах к гавани галеры под флагом королевства иерусалимского.
Пока новость разлеталась по залу, Ричарда обуревали противоречивые эмоции. Он понимал, что как христианин должен молиться о взятии Акры. Но боялся услышать об этом, так как не мог смириться с тем, что осада закончилась без его в ней участия.
— Как думаете, греховно надеяться, что Акра продержится ещё пару недель? — поинтересовался он у компаньонов с натянутой улыбкой. Потом пересёк зал, чтобы сообщить архиепископу и аббату Нилусу о приближающемся корабле.
Его собеседники: Морган, Балдуин де Бетюн и Жофре, испытывали в равной степени неоднозначные чувства, особенно после известия о вмешательстве Пагана из Хайфы. Им хватило одного взгляда, чтобы заметить, с каким трудом Лузиньяны, Онфруа де Торон и их рыцари скрывают свою озабоченность. Прошла, казалось, вечность, прежде чем в зал вбежал один из людей Ричарда и сообщил, что прибыл посол от короля французского. Смекнув, о чём все сейчас думают, слуга энергично затряс головой и заявил, что осада Акры продолжается.
Морган узнал одного из главных посланцев, поскольку Дрюон де Мелло в бытность в Мессине входил в число придворных рыцарей французского государя. Спутника Дрюона он видел впервые. То был коренастый, плотного сложения мужчина, вошедший в зал походкой, говорящей о привычке к почитанию со стороны прочих. На нём красовался явно недешёвый кольчужный доспех, отчасти прикрытый роскошным сюрко с неведомым валлийцу гербом. Моргана удивило, что незнакомец вошёл в зал в полном облачении, ведь большинство воинов предпочитали не таскать на себе тяжёлые доспехи, если только не предвидели угрозы жизни. И он инстинктивно почувствовал, что появление этого человека предвещает проблемы, ещё даже до того, как услышал отчаянный шёпот Жофре:
— Поверить не могу, что Филипп послал именно его! — Жофре понизил голос: — Это Филипп де Дре, епископ Бове, двоюродный брат Филиппа. А также человек, которого Лузиньяны ненавидят почти столь же сильно, как Конрада, потому как это он подбил Конрада похитить Изабеллу у Онфруа де Торона, а затем сам повенчал их.
Морган слышал о епископе, который, если верить молве, любил битвы больше книг и снискал репутацию воина, не ведающего страха в бою. Его удивило, почему французский король доверил миссию человеку, одно присутствие которого бесило Лузиньянов. Потом он припомнил, что ходили слухи и о скверных отношениях между Бове и Ричардом, и поспешил навстречу вновь прибывшим. Жофре, Балдуин и иные из рыцарей короля его опередили.
Приветствие Ричарда прозвучало так прохладно, что епископу грозил риск обморожения, а ответ его был таким сдержанным, что выглядел откровенно грубым. На долю Дрюона де Мелло выпало как-то выходить из ситуации при помогли наигранной любезности. Благодаря уважительному отношению к старшему из послов, Ричард несколько оттаял, но подчёркнуто вёл беседу только с Дрюоном, одновременно наблюдая за Бове хищным соколиным взглядом. Епископ не оставался в долгу, выражая своё презрение без помощи слов. Тут, раздвинув толпу, подошёл Ги де Лузиньян.
— Сначала Паган из Хайфы, теперь ручной епископ Конрада. — хмыкнул он. — Видно, Конрад готов на всё, лишь бы задержать нас на Кипре.
— Понятия не имею, о чём ты тут болтаешь, — презрительно отозвался Бове. — Я действительно уважаю Конрада Монферратского, но не служу у него на посылках. Один Бог мой господин.
Ги изобразил удивление:
— Так это Бог подсказал тебе выдать Изабеллу замуж за человека, который был уже женат?
— Греческая супруга Конрада уже была мертва, поэтому никаких препятствий его браку с королевой Изабеллой не существовало.
— «Греческая супруга», от которой ты с такой лёгкостью отмахиваешься, имела имя и статус — то была Феодора, сестра византийского императора. И она, вопреки твоему столь удобному объяснению, вовсе не умерла. Феодора жива-здорова и находится в Константинополе. — Этот вызов последовал от нового обвинителя, Онфруа де Торона, который смотрел на прелата с бессильной яростью человека, понимающего, что к его словам никто не прислушается и не внемлет.
Как Торон и опасался, Бове не удосужился даже опровергать упрёк — оба понимали, что правда тут не имеет значения.
— Я здесь не для того, чтобы спорить о вопросах, решённых много месяцев назад. У меня послание от короля французского, — заявил Филипп. Взгляд его скользнул по Ги и Онфруа, словно они не стоили внимания, и вернулся к Ричарду. — Государь желает знать, почему ты прохлаждаешься тут, на Кипре, когда имеется столь срочная нужда в присутствии твоём под Акрой?
— Прохлаждаюсь на Кипре? — с недоверием переспросил Ричард. — Вы что вообразили, глупцы? Что мы тут прогуливаемся по бережку, развлекаем себя вином и женщинами? Меня не удивляет, милорд епископ, что ты плохо знаком с картой, но о твоём короле я был лучшего мнения. Кипр — идеальная база снабжения для Святой земли. Или был таковым, пока власть не захватил Исаак Комнин. Слишком опасно оставлять остров в руках человека, враждебного королевству Иерусалимскому.
— И почему это он стал для нас опасен? Потому, что ты со дня отплытия из Мессины намеревался захватить его земли!
Из свиты Ричарда послышались возмущённые протесты. Король был разъярён не меньше своих рыцарей.
— Исаак Комнин многие годы отказывался посылать припасы в Святую землю, даже не разрешал кораблям, идущим в Утремер, заходить в кипрские порты. А пока он сговаривался с Саладином, люди под Акрой умирали: не от боевых ран, но от голода!
— Мой государь предупреждал, что ты найдёшь оправдания своим безответственным поступкам — по его словам, они у тебя всегда найдут. — Тут Дрюон де Мелло, чувствовавший себя всё более неуютно, попытался вмешаться, но епископ не обратил на него внимания. — Полагаю, нам следует поздравить себя с тем, что ты ограничился Кипром, а не отправился по своей прихоти штурмовать Константинополь. Но неопровержимая истина в том, что доблестные христианские рыцари погибают под Акрой, потому что обида значит для тебя больше, нежели успех осады.
— Раз ты так легко раздаёшь советы, Бове, позволь и мне дать тебе один. Всегда умнее позволить людям подозревать в тебе величайшего глупца на свете, чем открыть рот и окончательно развеять все сомнения. Совершенно очевидно, что в осадном деле ты понимаешь ничуть не больше, чем в духовных обязанностях епископа. Я уже организовал отправку под Акру гружённых зерном
