человек.
— Да? И почему же переметнулся?
— Потому что это не то, чего мы хотели…
— Вот как? Что же это, по-твоему?
Юноша умолк.
— Отвечай! — рявкнул Хорват.
— Это? Что это такое? — повторил вопрос молодой человек. — Мне кажется, это не революция… Во всяком случае…
Он не договорил — Хорват наотмашь ударил его по лицу.
— Ты хочешь сказать, — зарычал он, — что я контрреволюционер? А?
Бодош не отвечал. Из носа хлынула кровь. Стекая по белой рубашке, по коричневым брюкам, она капельками падала на пол. Глаза Бодоша налились слезами смертельной обиды. «Теперь уж ни за что… ни за что…» — стучало у него в голове.
Есть люди, которые от насилия делаются тверже, их сердца яростно восстают против покорности и закаляются в страданиях… Из таких людей выходят настоящие революционеры. Заглянув в историю, нетрудно убедиться, что именно они становились бунтарями, бесстрашно боролись за лучшую долю голодных и обездоленных, ими гордился народ. И Бодоша этот удар сделал стойким революционером.
— Теперь уж ни за что! — закричал он. — Ни за что! Да, вы бандиты!
Дьюлу Бодоша тоже утащили. Долго еще слышались во дворе его крики.
С двумя другими Хорват договорился быстро. Они покорно повторили текст присяги и назвали известные им имена. На их бледных лицах выступил липкий пот. Один из них только несколько недель как женился, другой — отец двух детей. «Что будет с Луйзой, если меня казнят? — думал молодой. — Она, наверное, выйдет замуж, скоро забудет меня. Нет, Луйза не должна принадлежать другому, она моя… Да и адреса я назвал неточные. Не найдут моих знакомых, а может, и не станут искать… Да и что это за присяга? Пустяки! Если я присягну, разве это повредит партии? Ерунда… Да ведь и партии больше нет… Я должен выжить, во что бы то ни стало выжить, меня ждет Луйза. Сейчас самое важное — мое счастье, моя жизнь… Жить, жить… Все равно борьба закончилась… Оставшись в живых, я еще смогу бороться. А кто умер, уже не борется».
Человек постарше думал о своих детях — двухлетнем Пишти и шестилетней Илонке — и о больной жене. «Я должен жить. Что станется с моими детьми? Если бы у меня не было семьи, тогда другое дело. Но я отвечаю за своих детей. Кто будет содержать Пишти и Илонку, если я погибну? Моя несчастная жена? Но ведь она даже не может работать… До сих пор я был честным человеком. Разве я грешу против совести? Ведь о каждом известно, кто он и что собой представляет. Разве можно скрыть, что когда-то ты был коммунистом? Есть тысячи и тысячи разных источников, все равно найдут, кого надо… Значит, я не предатель… В худшем случае их арестуют дня на два раньше, только и всего… Черт меня угораздил стать начальником отдела кадров! Только из-за этого и попал в беду. На работников отделов кадров особенно злятся, а ведь я никогда и на кого не писал плохой характеристики, я всегда писал только правду».
Ласло вошел в зал как раз в тот момент, когда Хорват допрашивал Вамоша. Он надеялся застать здесь, в школе, Фараго: его отряд действовал в этом районе.
Со вчерашнего утра юноша был не в духе. Его не оставляли воспоминания о той ночи. С новой силой ощущал он жаркие объятия девушки, чувствовал на своих губах ее горячие поцелуи. И мучительная ревность терзала его. Особенно тяжело стало ему с тех пор, как он узнал, что Имре Надь объявил нейтралитет и разрешил деятельность многих партий. «Пропадет Эржи, погибнет… — повторял он про себя. — Если не встанет на правильный путь, мы никогда не будем вместе, потому что ее схватят и бросят в тюрьму. Эржи сошла с ума! Зачем она продолжает борьбу? Почему? Почему?.. Конечно, есть перегибы, никто не отрицает. Встречается и самосуд… Но какая революция обходилась без этого? Почему она называет ее контрреволюцией? Премьер-министр — коммунист, один из статс-секретарей — коммунист, члены Военного совета — коммунисты. Писатели поддерживают революцию. Союз писателей, ученые, артисты — все, ну ровным счетом все… Только Эржебет Брукнер хочет остановить этот стремительный поток, который все сносит со своего пути, Нет, я уверен, не события на площади Республики подействовали на Эржи — просто ей вскружил голову Бела Ваш. Я знаю, в такое время люди на все смотрят легко. «Война все спишет». Мораль, порядочность — это каждый трактует, как ему выгодно… За последние дни я очень много увидел, немало пережил. Я видел, как дешево продается любовь… Разве я сам за какие-нибудь пять минут не вскружил голову Аннушке, этой хорошенькой медсестре? А ведь у нее есть жених, какой-то провинциальный врач. И я не считаю Аннушку непорядочной. Время такое. Совместная жизнь, обстоятельства, постоянные волнения. Она даже не думала об этом. Все случилось как-то само собой. Почему Эржи должна быть лучше? И все равно она нравственная, хорошая девушка. Они вместе провели неделю с Белой Вашем, и тот, очевидно, добился своего… А она согласилась потому, что у нее было на кого все свалить потом… Я уверен, Эржи любит меня. Если бы она не пошла к авошам, ничего бы не случилось… И этим я обязан авошам! Они получают по заслугам… Правда, нехорошо иногда получается, уж очень зверски расправляются с ними. Но разве прикажешь толпе? Нет такой силы, которая могла бы обуздать разбушевавшуюся стихию».
Вчера утром, уйдя от Эржи, Ласло вернулся в больницу. Он надеялся найти там Фараго, но тот куда-то ушел. Все утро Ласло провалялся в постели и думал. Им овладела какая-то необъяснимая тоска об отце. Может быть, взбудоражил разговор с земляком, а может быть, свойственное каждому тщеславие гнало его в родные места: вот, мол, кем я стал, полюбуйтесь! Ласло присвоили звание старшего лейтенанта национальной гвардии. В кармане у него удостоверение, подписанное самим главнокомандующим Белой Кираем. «Чин старшего лейтенанта — это не шутка! Особенно в провинции, в Тисамартоне… Перед теми людьми, которые на основании ложных обвинений исключили моего отца из партии и посадили его в тюрьму, я могу стоять с гордо поднятой головой. Могу смело смотреть им в глаза, могу бросить им в лицо: «Смотрите, я отличился в борьбе за свободу, стал старшим лейтенантом! Видите, я настоящий патриот…» Мысли его путались.
Около одиннадцати часов пришел Фараго. Капитан сообщил, что надо сколотить группу во главе с Хорватом и перебросить ее на улицу Пратер. По указанию командования нужно выловить всех активистов партии и скрывающихся в окрестностях города работников госбезопасности. Каждого арестованного подвергнуть допросу.
Ласло брезгливо поморщился — это не нравилось
