Сквозь душащий меня гнев я расслышал голос Вернера. Дрожащий голос.
— Это невозможно. Это значит, что…
Вот он и наступил.
Ужас.
— Это значит, — закончил я за Вернера, — что в этой истории есть три невинные жертвы. Курт, Эви, Маркус. И один герой. Оскар Грюнвальд. Оскар Грюнвальд, который спас девочку, нарушив планы Макса. Оскар Грюнвальд, которого вы убили.
Как на Ортлесе, подумал я. Невинные жертвы и герои погибают, виновные спасаются.
— Нет, — простонал Вернер.
Больше он ничего не успел сказать. Его глаза расширились. Он поднес руки к животу.
Выражение на лице Макса не изменилось, когда он повернул нож в ране.
Аннелизе закричала, прижав к себе девочку, не давая ей смотреть.
— Полтора часа, Сэлинджер, — ответил Макс ровным голосом. — Туда и обратно. Полтора часа. Но нужно плыть. Оми заставляла меня, когда мне было столько же лет, сколько твоей дочери. Плыть в пещерах, в темноте, — это обновляло кровь Крюнов, возрождало ее. Так говорила бабушка. Когда в двадцать третьем случился обвал, подземные воды затопили все. Горняки захлебнулись. Дед ошибся в расчетах. Ошибся потому, что устал, потому, что ему платили, как другим оборванцам из Зибенхоха, а ведь он отвечал за безопасность, он не был простым горняком. Дед погиб вместе со всеми, хотя стоил тысячи таких, как они.
Макс сплюнул.
Уставился на меня.
— Прикинь, Сэлинджер, — сказал он. — Полтора часа. Еще меньше получаса, чтобы найти их под этой скалой. Полчаса. Это судьба. Они, все трое, должны были умереть. И девчонка тоже.
Он вынул нож из раны, и Вернер рухнул на колени. Одним плавным движением Макс приставил острие к его горлу.
— Брось ветку.
Я бросил.
— Три шага назад.
Я подчинился.
Макс принял вид доброго дядюшки:
— Сколько времени прошло с тех пор, как ты сунул нос в эту историю?
— Несколько месяцев.
— Несколько месяцев! — прорычал Макс. — Даже этот пьяница Гюнтер что-то заподозрил. Думаешь, кто подсунул ему экспертное заключение? — Вне себя, он схватил Вернера за подбородок. — А ты? Тридцать лет воображал себя героем. И за тридцать лет так ничего и не понял.
Вернер понурился, совсем упав духом.
Макс повертел нож в руке.
— С вами будет сложнее, но гораздо забавнее. Топор чересчур… грубое орудие.
— Разве не достаточно было их застрелить? У тебя ведь было ружье?
— Они бы не страдали так, как мне хотелось. За все унижения, какие я перенес, они должны были заплатить. Нахлебаться того дерьма. Дерьма, которым Зибенхох приправлял каждый кусок, какой я съел с самого моего рождения. Потомок того, по чьей вине случился обвал в руднике. Как будто ребенок мог за что-то ответить. Ах! Уж они натешились, измываясь над нами! Издевались над нашей бедностью, поднимали нас на смех. Вот и Эви рассмеялась, когда я объяснился ей в любви. Подумала, я шучу. Шучу, понимаешь? Предпочла Курта. Сукина сына. Спасателя. Героя. Но в конце концов я на них отыгрался.
Аннелизе всхлипнула, что привлекло внимание Командира Крюна.
Я не хотел, чтобы Макс оглядывался на нее. До тех пор, пока нож не окажется у меня в руке. И я тянул время, продолжая рассказывать.
— Потом появился Грюнвальд, — отчеканил я так, будто брал интервью у главного героя одной из моих историй.
— Маркус попытался удрать. Трус, он и есть трус. Поскользнулся и разбил голову. Я догнал его, чтобы прикончить, но он уже был мертв. Только время зря потерял. Я отрезал голову Эви и показал ее Курту: он умирал, но был в полном сознании. Хотелось, чтобы он это увидел. Потом выбросил. Когда Грюнвальд выскочил, вопя как одержимый, я запаниковал и дал деру. — В голосе его прозвучало разочарование. — Думал, это Оми вернулась, чтобы затащить меня в пещеры. Теперь, когда я отомстил за деда, мне полагалось остаться с ним внизу навсегда.
В глазах его разверзалась бездна.
— Немного успокоившись, я увидел, что Грюнвальд нашел девчонку. И топор. И тогда мне в голову пришла мысль. Превосходная мысль, Сэлинджер. Эти трое ублюдков получили свое. Но другие? Которые высмеивали меня, когда я приходил в школу в рваных башмаках? Издевались над Оми, над фрау Крюн, которая при обвале рудника потеряла все — деньги, мужа и даже доброе имя? Она, супруга хранителя рудника! Хамы, которые считали, что они лучше нас, Крюнов, — а ведь мы два века оберегали рудокопов Зибенхоха от опасностей! И я понял, как можно обратить против них самих это их жалкое правосудие Отцов.
Макс тяжело дышал, отфыркиваясь, как дикий зверь.
Он и был таким.
— Я вернулся. Пошел на праздник к Верене. Явился Ханнес, потом Гюнтер, и мы вместе отправились к Вернеру. Добрались сюда, и я сделал вид, будто ничего не знаю. У меня было все под контролем. Почти все, — поправился он.
Потом Макс устремил взгляд на Клару.
— Сколько букв в слове «конец», куколка?
Клара, укрываясь за Аннелизе, отвечала дрожащим голоском:
— Пять.
— Пять, — повторил Макс.
Лезвие вонзилось в горло Вернера, он упал, истекая темной кровью. Глаза его закатились. По телу пробежала дрожь. Раз, другой, третий.
Конец.
Макс даже не удостоил его взглядом. Вытер нож о куртку. Я смотрел будто зачарованный, как на мокрой ткани проступают темные полосы.
Настала наша очередь.
И тогда я услышал.
9
Ветку я подбирать не стал, а бросился к Аннелизе и Кларе как раз в тот момент, когда потоки грязи хлынули на нас. Блеттербах вышел из берегов, то был настоящий потоп: вода, ил, обломки. Я подхватил дочку, поднял ее в воздух как раз вовремя: бревно толщиной с мою ногу просвистело там, где секунду назад находилась ее голова. Клара вскрикнула. Мы оба упали. Я задыхался. Наконец мне удалось прижаться к стволу ели. Со скалы, под которой Курт установил палатку, водопадом струилась грязь. Безжизненное тело Вернера уже унесло.
— Аннелизе! — крикнул я.
Она не отозвалась. Наверное, ее ударило каким-нибудь обломком. Крови не видно, но взгляд затуманенный.
Она держалась за корень, уставившись в пустоту.
А Макс?
Где Макс?
На мгновение я понадеялся, что его поглотила пучина. Но я ошибался. Каким-то образом Макс исхитрился уцепиться за каштан и встать на ноги. Нож зажат в кулаке, лицо искажено яростью. Он оторвался от дерева и двинулся вперед, по колено в бурлящей воде. Неумолимый.
— Мама!
Голос Клары вывел Аннелизе из оцепенения. Она повернулась к нам, стараясь сфокусировать взгляд.