Жаль, что сейчас здесь не было никого из друзей. Ей очень хотелось посидеть в кафе с Клэр, Кристиной и Софией, выпить кофейку, обняться на прощание. Но так, наверное, лучше. Она терпеть не могла эти сцены прощания.
Кейт вернулась в свою квартиру, прихватив с собой сандвич с ветчиной, завернутый в вощеную бумагу, и снова принялась за разбор детских игрушек, отбирая то, что следует выкинуть, кому-то подарить или взять с собой. Ребята с Декстером возились на детской площадке с пиратским кораблем — в последний раз.
Вторично переезд будет легче перенести. В этом Кейт не сомневалась. Самые тяжелые моменты покажутся менее трудными, а более радостные превратятся в сплошное веселье. Это как со вторым ребенком, с Беном: все будет менее обременительно — скажется уже приобретенный опыт.
Им по-прежнему требовалось сохранять за собой какое-то жилье в Люксембурге, официальный адрес, с которого они будут отправлять налоговые декларации — притворяться, что живут. Маленький фермерский домик в Арденнах, взятый в аренду за тысячу в месяц, прекрасно подойдет. В углу гостиной уже стояла куча ящиков, предназначенных к отправке в этот дом, набитых недорогими светильниками, ставшей ненужной посудой и разрозненными предметами домашнего обихода. И еще там был маленький сейф, в котором они будут хранить миллион, обращенный в наличные.
К деньгам полковника они почти не прикасались, те так и остались на том самом номерном счете, возможно, навсегда. Теперь там было двадцать четыре миллиона.
Кейт выглянула в окно, на открывающийся панорамный вид, на широкие просторы Европы в пределах видимости с этого места ее кратковременного проживания. На глаза навернулись слезы. Она вдруг ощутила жуткий прилив отчаяния и безысходности — со всем этим уже покончено. Неумолимая судьба, неотвратимый ход жизни, ведущий к неизбежному концу.
Глава 32
Сегодня, 7 часов 32 минуты.
Воспоминания начинают стираться, превращаться в неопределенные тени и угрызения совести, прячущиеся по углам памяти, и эти смутные тени потихоньку скапливаются и сгущаются, разъедая уверенность Кейт в реальности данных событий. Они имели бы гораздо более истинный смысл, если бы она все это придумала, просто вообразила всю свою предыдущую жизнь. Тогда сегодняшний день стал бы просто сегодняшним днем, следующим за каким-то другим, отчетливо видимым днем из прошлого.
Минуло полтора года с того момента, когда Кейт и Джулия оказались под секущим ледяным дождем на открытой площадке смотровой вышки, нависающей над вершиной холма в Клаузене, вооруженные, злые и совсем не уверенные, что одной из них придется застрелить другую.
А сейчас в этом парижском кафе они тупо смотрят в глаза друг другу, словно новоявленные любовники во время первой ссоры.
Тело Джулии льнет к Биллу, словно его притягивает магнитом. Что-то новое появилось в поведении этих двоих, когда они вместе. Может, это выглядит более естественно, чем тогда в Люксембурге. А может, и менее.
— Итак, — говорит Джулия, — что это вы задумали?
Вопрос предназначен Кейт. Теперь, когда мужчины покончили со своими мужскими делами, обсудили подробности нелегальных сделок с оружием и отрубанием рук и ног, пришла очередь женщин.
Кейт оглядывается на Декстера. Он не встречается с ней взглядом, не дает руководящих указаний. Он, кажется, вполне комфортно себя чувствует, как будто эта встреча и обмен информацией не таят никаких возможных подвохов, не сулят ничего плохого, ничего угрожающего. Поэтому Кейт не сомневается в своей правоте по поводу того, что между ними произошло. Это ж тройной обман, вот что это было, в этом она теперь совершенно уверена.
Непонятно только, как отныне разговаривать с этими людьми, делать вид, будто все нормально и они все нормальные и это просто обычная встреча настоящих друзей или пусть даже яростная схватка настоящих врагов. На какую степень честности и откровенности рассчитывает Джулия? И какого рода разговор, по ее мнению, у них сейчас состоится?
— Почему вы переехали в Париж? — спрашивает Джулия. Надеется, видимо, что на этот более конкретный вопрос получит более конкретный ответ.
— А почему бы и нет? — резко отвечает Кейт.
Билл поднимает вверх руки и обводит ими окружающее.
— Потому что все это похабно и ужасно.
В глазах Джулии мелькает умоляющее выражение.
— Перестань, Кейт. Я ничего особого не прошу. Нам не нужно притворяться, что мы… друзья.
Кейт опускает глаза.
— Но не требуется и быть врагами. Мы не враги, Кейт. Мы здесь вовсе не для… это не… — Она умолкает и отводит глаза.
Кейт долго смотрит на Джулию, сложив руки, опустив локти на стол, наклонившись вперед, подняв брови, голова чуть склонилась набок, она с нетерпением ждет любых подробностей — даже несущественных — этой не относящейся к делу истории. Любых. В позе Джулии, как кажется Кейт, видится какое-то странное желание, стремление. Может быть, надежда восстановить былые отношения, былую дружбу…
— Я… — Кейт вдруг становится ужасно грустно. — Что ты хочешь услышать, Джулия?
— Да я и сама не знаю, Кейт… Что угодно. Ты скучаешь по Люксембургу?
Кейт лишь пожимает плечами.
— А я вот скучаю, — вдруг признается Джулия. — По друзьям скучаю. И по тебе, Кейт.
Кейт отворачивается, стараясь подавить желание расплакаться.
— Дамы, — говорит Билл, поднимая бокал. — Давайте-ка прекратим эти сантименты. Выпьем за Люксембург!
Кейт смотрит, как Джулия касается губами вина и ставит бокал обратно на стол.
— За Люксембург!
— Прошу меня простить за прямоту, — говорит Кейт, делая шаг, который, кажется, никто не желает сделать, — но зачем вы здесь оказались?
Джулия и Билл обмениваются быстрыми взглядами.
— Мы приехали, — говорит Джулия, — чтобы сообщить вам — собственно, Декстеру, — о полковнике.
— Ага, — кивает Кейт. — Понятно.
Снова воцаряется молчание.
— Я только не понимаю, — снова начинает Кейт, — почему это потребовалось делать лично. И главное, почему вам вообще захотелось это делать. Декстер ведь, в конце концов, человек, за которым вы следили, подозревали и обвиняли в крупном преступлении. Да вы, по-видимому, и теперь уверены, что он виновен.
— Мы также были друзьями, — говорит Джулия.
Кейт резко наклоняется вперед:
— Да неужто?
Они пристально смотрят друг на друга, эти женщины.
— Мне так казалось. Я и сейчас так думаю.
— Однако… — Кейт пытается изобразить на лице замешательство.
— А тогда я… мы тогда делали то, что считали нужным, — говорит Джулия.
Кейт чувствует облегчение оттого, что Джулия не стала утверждать, будто они выполняли свою работу. По крайней мере она хоть в этом честна. Ибо ее работа не имела никакого отношения к тому, что она делала.
