Добро пожаловать в чудесную семью Синклеров.
Здесь нет уголовников.
Нет наркоманов.
Нет неудачников.
Все Синклеры — спортивные, высокие и красивые. Мы — старинное богатое семейство демократов. Наши улыбки — широкие, подбородки — квадратные, а подачи в теннисе — агрессивные.
Не важно, если развод разрывает в клочья наши сердца, так что им едва хватает сил биться. Не важно, если деньги из трастового фонда заканчиваются и неоплаченные счета лежат горой на кухонной столешнице. Не имеет значения, что наши прикроватные тумбочки заставлены пузырьками с таблетками. И даже если один из нас безумно, отчаянно влюбился. Так сильно, что это требует столь же отчаянных мер. Все это не имеет никакого значения.
Живем, по крайней мере летом, на собственном острове у побережья штата Массачусетс.
Наверное, это все, что вам нужно знать.
2
Мое полное имя — Каденс Синклер Истман.
Я живу в Берлингтоне, штат Вермонт, с мамой и тремя собаками.
Мне почти восемнадцать.
Я владею только читательским билетом в библиотеку. Вот, собственно, и все. Хотя правда и то, что живу я в большом доме, полном дорогих, но бесполезных вещей.
Когда-то я была блондинкой, но теперь мои волосы черны.
Когда-то я была сильной, но теперь — слабая.
Когда-то я была хорошенькой, но теперь выгляжу больной.
Правда и то, что после несчастного случая я страдаю невыносимой головной болью.
И еще я не выношу глупцов.
Мне нравятся слова с двойным значением. Переносить ужасные мигрени. Не переносить глупцов. Слово вроде означает то же самое, да не совсем.
Переносить. Можно сказать «терпеть», но и это не вполне точное определение.
Мой рассказ начинается с событий, которые случились незадолго до несчастного случая. В июне — мне как раз исполнилось пятнадцать — отец сбежал с какой-то женщиной, которую он любил больше нас.
Папа был заурядным профессором военной истории. Я его обожала. Он носил твидовые пиджаки. Был худым. Пил чай с молоком. Обожал настольные игры и часто мне поддавался, любил лодки и учил меня плавать на каяках, а еще ему нравились велосипеды, книги и музеи творчества.
Он никогда не любил собак, и то, что он позволял нашим золотистым ретриверам спать на диванах и каждое утро выгуливал их, совершая пятикилометровый моцион, было знаком истинной преданности моей матери. Папа не любил и бабушку с дедушкой, но из-за преданности мне и мамочке он проводил каждое лето в доме Уиндемир на острове Бичвуд, сочиняя статьи о давно отгремевших войнах и встречая родственников во время каждой трапезы натянутой улыбкой.
В том июне лета номер пятнадцать отец объявил, что уходит, и через два дня покинул нас. Он сказал маме, что он — не Синклер, и не в силах больше притворяться. А также улыбаться, лгать и быть частью этой прекрасной семьи, живущей в прекрасных домах.
Не может. Не хочет. Не станет.
Он уже вызвал грузовики для перевозки мебели и снял дом.
Отец сложил последний чемодан на заднее сиденье «Мерседеса» (мамочку он оставлял с одним лишь «Саабом») и завел мотор.
В этот момент я почувствовала такую боль, будто он достал пистолет и выстрелил мне в грудь. Я стояла на газоне и упала как подкошенная. Рана в груди была огромной, и мое сердце, вывалившись из грудной клетки, упало на клумбу. Кровь ритмично хлестала из открытой раны, затем потекла из глаз, из ушей, изо рта. У нее был привкус соли и несчастья. Ярко-красный знак того позорного факта, что я нелюбима. Я лежала, и моя кровь заливала траву перед домом, кирпичную дорожку и ступеньки крыльца. Мое сердце форелью билось среди пионов.
Мамочка приказала мне взять себя в руки.
— Быстро приди в себя! — прикрикнула она. — Сейчас же. Веди себя нормально, как положено. Ты справишься!
— Прекрати устраивать сцены, — твердила она мне. — Сделай глубокий вдох и сядь.
Я сделала, как было указано.
Она — все, что у меня оставалось.
Мы с мамочкой высоко держали наши квадратные подбородки, пока папина машина съезжала вниз по склону. Затем мы вернулись в дом и выкинули его подарки: украшения, одежду, книги — все. За следующие дни мы избавились от дивана и кресел, которые родители покупали вместе. Вышвырнули свадебный фарфор, столовое серебро, фотографии.
Мы заказали новую мебель. Наняли декоратора. Выписали столовые приборы от «Тиффани». Провели день, прогуливаясь по арт-галереям, и купили картины, чтобы закрыть пустые места на стенах.
Попросили дедушкиных адвокатов застраховать мамины активы.
После чего собрали вещи и отправились на остров Бичвуд.
3
Пенни, Кэрри и Бесс — дочери Типпер и Гарриса Синклер. Гаррис унаследовал свое богатство в двадцать один год, после окончания Гарварда, и нажил состояние, занимаясь бизнесом, который я никогда не старалась понять. Ему достались дом и земля. Он принимал мудрые решения на фондовом рынке. Женился на Типпер и отдал под ее руководство кухню и сад. Он выводил ее в свет в жемчугах, катал на яхте. Кажется, ей это нравилось.
Единственный дедушкин промах — у него не было сыновей, но не суть. Девочки по фамилии Синклер были загорелыми и счастливыми. Высокие, веселые и богатые — ни дать ни взять принцессы из сказки. Они прославились в Бостоне, Гарварде и на Мартас-Винъярде тем, что носили кашемировые кардиганы и устраивали грандиозные вечеринки. Девушки-легенды. Их ждали принцы, блестящее образование, статуи из слоновой кости в шикарных особняках.
Дедушка и Типпер без памяти любили всех девочек и не могли бы сказать, кто же их любимица. Кэрри, нет, Пенни, нет, Бесс, — и снова Кэрри. Они устроили девочкам феерические свадьбы в розовых тонах, был выписан ансамбль арфисток, девочки рожали белокурых наследников и заводили забавных золотистых собак. Ни у кого не было таких дочек-красавиц, как у Типпер и Гарриса.
Они построили три новых дома на скалистом частном острове и дали каждому имя: Уиндемир для Пенни, Рэд Гейт для Кэрри и Каддлдаун для Бесс.
Я — старшая внучка Синклеров. Наследница острова, богатства и ожиданий.
