– Зачем мы здесь, Мастер? – Амадео с опаской выглянул вгостиную.
– Тебе одного урока мало, – сердито отозвался я. –Сейчас поймешь. Увидишь, как мы поступаем с теми, кому признаемся в любви.
– Как это, Мастер? – спросил Амадео. – Что тытакое говоришь? Что ты собираешься сделать?
– Убить злодея, дитя мое, – ответил я. – Сейчас тыубедишься, что здесь присутствует зло, такое же темное, как душа тогонесчастного, которого поглотили черные воды, которого никто не исповедовал и неоплакал.
Перед нами появилась Бьянка и мягко спросила, как мы попалив ее личную комнату. Ее светлые глаза пытливо смотрели на меня.
Я поспешил предъявить обвинение.
– Расскажи ему, моя любимая красавица, – приглушенно,чтобы никто не услышал, сказал я, – расскажи, какие страшные грехискрывает твой ласковый взор. Расскажи, какой яд принимают гости под твоейкрышей.
Ее голос звучал совершенно спокойно.
– Ты разозлил меня, Мариус, потому что ведешь себя неучтиво.Ты не вправе обвинять меня. Уходи и приходи снова – с уважением и любезностью,как раньше.
Амадео дрожал.
– Прошу тебя, Мастер, давай уйдем. Мы же любим Бьянку,только и всего.
– Только и всего? Мне нужно от нее гораздо больше, –объяснил я. – Мне нужна ее кровь.
– Нет, Мастер, – прошептал Амадео. – Мастер,умоляю.
– Да, поскольку в ее крови течет зло, и тем она слаще. Ялюблю пить кровь убийц. Расскажи ему, Бьянка, о винах, сдобренных зельем, ожизнях, погубленных ради тех, кто сделал тебя инструментом жестокого умысла.
– Немедленно уходите, – повторила она, не выказывая нималейшего страха. Ее глаза сверкали. – Мариус Римский, ты мне не судья.Только не ты, колдун, окруживший себя мальчиками! Я скажу только одно:немедленно покиньте мой дом.
Я подошел ближе, чтобы обнять ее. Я не представлял, чем этокончится, знал только, что нужно наглядно показать ему весь ужас моегосуществования, чтобы он своими глазами увидел страдания и боль.
– Мастер, – прошептал он, протискиваясь междунами, – я готов навсегда отказаться от своих притязаний, только не причинией вреда. Слышишь? Я больше ни о чем просить не буду. Отпусти ее.
Я обнял Бьянку, вдыхая сладкий аромат ее молодости, волос,крови.
– Убей ее – и я умру вместе с ней, Мастер, – заявилАмадео.
Довольно. Более чем достаточно.
Я отодвинулся от нее. Меня охватило смятение. Доносившаясяиз комнат музыка слилась в единый шум. Кажется, я сел прямо на кровать. Жаждакрови стала невыносимой. Убить бы их всех, подумал я, глядя на толпу гостей, авслух заметил:
– Мы с тобой оба убийцы, Бьянка.
Амадео плакал, отвернувшись от нас. По прекрасному личикуградом катились слезы.
А она – она, ароматная красавица с белокурыми косами, смелосела рядом со мной и взяла меня за руку – меня!
– Мы с тобой оба убийцы, властелин, – ответилаона. – Да, я могу выполнить твою просьбу и рассказать о себе. Но пойми: явыполняю волю тех, кто точно так же может отправить меня прямиком в ад. Это ониготовят роковую чашу. Они решают, кому ее вручить. Причины мне не сообщают.Знаю только, что я должна либо слушаться, либо умереть.
– Назови их имена, милая красавица, – попросиля. – Я жажду их крови. Тебе и не снилась вся сила этой жажды.
– Они мои родичи, – произнесла она. – Таково моенаследство. Такова моя семья. Таковы мои стражи.
Она разрыдалась и приникла ко мне, словно вся истина миразаключалась для нее в моей силе. Внезапно я осознал, что так и было.
Мои недавние угрозы лишь прочнее привязали ее ко мне, аАмадео настаивал, чтобы я убил ее обидчиков, тех, кто сделал из нее убийцу,невзирая на узы крови.
Она прятала лицо, а я все крепче прижимал ее к себе,явственно читая в ее путаных мыслях необходимые имена.
Я знал ее родственников – флорентинцев, часто заходивших кней в гости. Сегодня они пировали в соседнем доме. Они давали деньги в рост, носо своими кредиторами так называемые банкиры предпочитали расплачиватьсяубийством.
– Ты избавишься от них, красавица, – пообещал я, едвакасаясь губами ее лица.
Она обернулась и осыпала меня быстрыми, жадными поцелуями.
– Как же я с тобой расплачусь? – спросила она, целуяменя и гладя по голове.
– Никогда не рассказывай о том, что видела сегодня ночью.
Она взирала на меня безмятежными овальными глазами, и еемысли закрылись, словно она твердо решила никогда больше не обнажать передомной душу.
– Клянусь, властелин, – прошептала она. – И насердце станет еще тяжелее.
– Нет, я сниму эту тяжесть, – пообещал я, собираясьуходить.
Внезапно она погрустнела и опять расплакалась. Целуя ее, яощутил на губах вкус слез и пожалел, что это не кровь, но тут же навсегдазарекся думать об этом.
– Не плачь по тем, кто пользовался тобой, – прошепталя. – Возвращайся к веселью и музыке. Оставь темные дела мне.
Пировавшие флорентинцы настолько захмелели, что ничуть неудивились, когда мы явились без приглашения и, не объяснившись, уселись заизобилующий яствами стол. Громко играла музыка. Пол был липким и скользким отпролитого вина.
Амадео отнесся к происходящему с энтузиазмом и внимательноследил за тем, как я постепенно и методично соблазняю каждого из хозяев, какжадно глотаю кровь, как бросаю трупы на скрипящую столешницу. Музыканты встрахе сбежали.
Через час я разделался о всеми сородичами Бьянки, и толькоодин из них – тот, кто продержался в неведении дольше всех, – вызвал уАмадео жалость. Но к чему выказывать милосердие, если в душе он был преступнеемногих?
Мы остались одни в разоренной комнате. Вокруг валялисьтрупы, на серебряных и золотых блюдах стыла еда, из перевернутых кубковвытекало вино... И только тогда я впервые увидел страх в заплаканных глазахАмадео.
Я осмотрел свои ладони. Я выпил столько крови, что рукистали совсем как у смертных, а посмотрев в зеркало, я, наверное, увидел быцветущее лицо.
Накал чувств стал восхитительно невыносимым. Мне хотелосьодного: схватить Амадео и сделать его таким же, как я. А он сидел передо мной,и по лицу его текли слезы.
– Их больше нет, – сказал я. – Мучители Бьянкиуничтожены. Идем со мной. Оставим дом, где пролилась кровь. Пока не рассвело,хочу прогуляться с тобой по берегу моря.
