бы этим воспользовался бы.
- Ладно, если в течение года граф Монфорже не женится на мне, вы выиграли пари.
- Решено! Но, бедняжка Гюльнар, вы слишком оптимистичны. Не спорю, вы замечательная ученица, способная и большая умница. Но покорить мир, который не смогли покорить другие! Ваше желание неосуществимо. Есть еще одно препятствие. Небезызвестная матушка графа, большую часть состояния записала на свое имя. Она очень богата, и многое осталось ей от матери-американки. После смерти матери, мадам Монфорже переписала наследство на себя. Эта кровожадная женщина может лишить сына наследства. Правда, и сын богат, но матушка богаче. И еще, Монфорже старше вас лет на тридцать.
- Эх, я привыкла к такой разнице. Это меня устраивает: умрет раньше, а я останусь молодой вдовой.
- Пустая мечта! Я говорил, что это семья долгожителей. Они не оправдывают надежд своих наследников.
- Какая разница? Если заживется - разведусь. Пара миллионов мне перепадет.
Жером не знал, что еще сказать. Он завел машину, и мы поехали дальше по темной улице. Жером молчал. Гюльнар тоже. А я ушла в свои фантазии, в мир своих сладких грез. Как сказал Фортненель, маленькая грусть в моей душе пустила корни и крепла.
Мы миновали мост и заехали в Булонский лес. Тут Гюльнар вдруг вспомнила, что собиралась навестить Жозе и Зулейху.
- Уже очень поздно, - отвечал Жером.
- Ничего. В воскресные дни они поздно ложатся. У них бывают гости. Думаю, они обрадуются нам.
- Вы оптимистичны, как всегда. Но я отвезу вас к ним.
Последнее время я редко бывала у «Жозезу». Жозе мне нравились. Он не подавал виду, но называл нашу жизнь «беспутной». Это касалось главным образом Гюльнар. Чтоб не сталкиваться с ней, и Альмерья стал реже ходить к Жозе. Хотя Жозе знал, что Гюльнар не спала с Альмерьей, но и ее оскорбительного отношения к кузену не одобрял. Знал он и об истории с Карповым. Кого она взяла на «прицел» следующего?
- Если тебе угодно распутничать, делай это на стороне,
- сердито выговаривал Жозе Гюльнар. - Но не в моем доме! Осточертели мне эти бесстыдники! В какое положение ты ставишь своего несчастного мужа? Не совестно тебе?
Когда мы подъезжали к дому Жозе, я поняла, что Гюльнар намерена рассказать им о Монфорже. Видно, решила доказать, что может встречаться с людьми гораздо более высокого уровня. Да еще известить о своих планах.
Гюльнар оказалась права, в мастерской были гости. Был тут и Альмерья. Он держал в руках кусок ткани, изображая корриду. Альмерья был пьян, взлохмачен и неопрятен, а лицо - совершенно бледное. Увидев нас, он замолк, отошел в сторону и постарался быть незаметным. Во главе пира, как всегда, стоял Шамси. Он продемонстрировал нам дыры в старых штанах и патетически пояснил, что у Марьям нет времени их залатать. Дыры были в таких местах, что могли внезапно обнажить неприличные части тела. Поношенные штаны Шамси были в центре внимания присутствующих. Он гордо выставлял на вид свою бедность, пытаясь вызвать сочувствие и симпатию. Кажется, у него это получалось. Они с Марьям часто меняли жилье, будучи не в состоянии расплачиваться. С каждым разом их жилище становилось все меньше и меньше. И, наконец, «последним пристанищем» Марьям и Шамси стал крошечный гостиничный номер. Они погрязли в долговых расписках и квитанциях, не могли показываться на некоторых улицах 16го квартала: имели долг почти во всех здешних магазинах. Сейчас Марьям и Шамси жили на скудные гроши, продавая последнее. Наверное, скоро и продавать будет нечего.
По классической схеме, сначала продавались ювелирные изделия, затем дорогие предметы быта, а в конце меха и одежда. Шамси уже продал свое дорогое пальто, привезенное из Лондона и с тех пор даже в холод ходил, перекинув через руку старый плащ. Он делал вид, что не нуждается в теплой одежде. Но тяжелее всего было бедняжке Марьям. Когда они приехали в Париж, у нее родился ребенок. Няня, которую наняли тогда для ухода за ним, так привязалась к малышу, что предложила взять его к себе на воспитание. У Марьям не было выбора, и она согласилась. Няня со своим новым мужем и ребенком переехала на юг. Не имея своих детей, эта женщина стала малышу настоящей матерью. А Марьям превратилась во второстепенную. Такое нередко случалось среди эмигрантов.
Я приношу извинения за то, что отвлеклась от главного. Но вернемся в мастерскую Жозе.
Гюльнар ждала ухода гостей, чтоб начать разговор. Она уселась на диван, демонстрируя это окружающим всем своим видом. Поэтому через полчаса в мастерской никого не осталось. Только Жером задержался. Ему предстояло еще отвезти нас домой. Гюльнар поднялась и вдохновенно произнесла:
- Хочу сообщить вам о своем новом знакомстве, которое принесет мне удачу в будущем. Жером познакомил меня на ипподроме с графом Монфорже. Это очень богатый человек. Он владеет скаковыми лошадьми, огромным состоянием, замками.
Гюльнар смотрела на Шамси, зная его интерес к вельможным личностям.
- Граф Монфорже? Не слышал о таком, - пожал плечами Шамси. - Надо будет поинтересоваться. У нас в Петербурге.
- К черту твой Петербург! И Петербург, и его знать, и все его графы давно померли. И ваши громкие звания, чины, титулы усопли! А тебе лучше поискать работу, чем забавляться покойниками и дырами на штанах!
Обстановка накалялась. Шамси побледнел. Кое-как взяв себя в руки, он произнес:
- Дура несчастная! Идиотка! Только приехала из Баку, только вырвалась из дикости, а уже считает себя современной дамочкой! Прикидывается порядочной женщиной и ищет знакомства с графами - самозванцами.
- И не думала искать с кем-то знакомств. Он сам попросил Жерома познакомить со мной. Как только увидел меня! Поверь, он такой же граф, как ты - бек. Ты же гордишься до сих пор своим титулом, все тужишься и пыжишься.
У Шамси был плоский нос, несколько раскосые глаза и очень крупные зубы. Он очень напоминал диких степных кочевников, потомков воинственной Орды. Несмотря на его благородное происхождение, Гюльнар выглядела аристократичнее. Шамси повернулся к Жерому:
- Дорогой Жером, очень сочувствую вам. Мне кажется, что, уделяя столько внимания этим простушкам, так прислуживая им, вы можете потерять уважение.
- Верно. Бедняга Жером, - поддержал его Жозе. - Вы зря теряете время.
Жозе во всем соглашался с Шамси, был его единомышленником. И сейчас делал это от души. Ему, Жозе, тоже не нравились наши проделки, он опасался дурного влияния на свою жену.
- Так этот граф влюбился в
