не заметил. Он помнил, что выбрались они к небольшому дому на краю либертории, и что в доме некоторые окна были освещены, и что завела его бабулька в комнату, уложила на что-то мягкое, и провалился Мяк в тартарары, и сколько времени он провёл в беспамятстве, ему неведомо было.
— Проснулся, — услышал он голос бабульки и открыл глаза.
— Где я? — спросил Мяк.
— Здесь, — ответила старушка. — Отдыхай.
— Зачем? — произнёс Мяк и добавил: — Вы меня зачем это?
— Помирал ты, милок, совсем помирал, — ответила старушка.
— Совсем помирал… — повторил Мяк, закрыл глаза и попытался вспомнить что-нибудь весёленькое, но ничего, кроме колбасы, что принёс недавно Мусьё, на ум не шло.
«Совсем ты, Мяк, духом обнищал», — подумал он и пошевелил сначала руками — руки не болели. Потом покачал правой ступнёй, левой — и остался доволен.
«Вроде всё работает», — подумал Мяк и открыл глаза.
— Ну вот, теперь не помрёшь, — прошепелявила старушка. — А то совсем опаскудились: давеча усопшего на помойку вынесли!
Мякин повертел зрачками. Чистый белый потолок со стареньким абажуром посредине напомнил ему о той комнатушке, в которой они с матерью ютились вдвоём и он, маленький мальчик, был счастлив.
— Да, счастлив, — прошептал Мяк и осторожно, не спеша осмотрел комнатёнку бабульки.
Обиталище его спасительницы поразило его какой-то древней аккуратностью, граничащей и с унылостью обстановки и, может быть, в то же время с некоторой наивностью хозяйки.
В красном углу висела дешёвая иконка, а в противоположном красовался портрет известного революционера и политического деятеля. Мяк, осматривая обстановку, даже немного улыбнулся и спросил:
— Вы верите в Бога?
Старушка отвлеклась от хлопот у старого комода, обернулась и дружелюбно ответила:
— Все верят, только стесняются, а то иногда злятся, что он есть. — Она кивнула в сторону иконки. — А от этого завихрения в голове происходят: мол, нет доказательств, нет чудес — значит, нет его. Вот от этого паскудство идёт.
— Да, — тихо согласился Мяк и почувствовал, что страшно изголодался. — Бабушка, а можно мне поесть чего-нибудь?
Бабулька встрепенулась.
— Вот молодец — есть захотел! Много тебе ещё нельзя.
Она подхватила какую-то тёмную посудину и покормила его с ложечки чем-то вроде кашки. Мяку эта нежная еда понравилась, он съел бы побольше, но старушка убрала посудину со словами: «Через часик ещё подкормлю; лежи, пока я сбегаю по делам».
И Мяк остался один. Попробовал встать, потихоньку свесил ноги с кровати, осторожно поднялся. Голова немного кружилась, слабость чувствовалась во всём теле. Минут десять Мяк осваивал бабулькино пространство. В кресле у окна обнаружил всю свою одежду, натянул на себя бельё, надел штаны и свитер, огляделся. Не хватало куртки, ботинок и шапчонки.
«Спрятала бабулька», — подумал Мяк и приоткрыл дверь.
Из тёмного коридорчика потянуло холодом, и Мяк в нерешительности остановился, закрыл дверь и взглянул на старушечье хозяйство.
— Ну что, Мяк, ты будешь здесь жить? — спросил он сам себя и снова приоткрыл дверь.
Справа на вешалке обнаружились все его недостающие вещи. Мяк окончательно оделся, вернулся в комнатушку и хотел было оставить бабульке прощальную записку, но, не найдя ни бумаги, ни карандаша, оставил эту затею и выбрался наружу.
Солнце приподнялось над крышами одноэтажных домиков. Его лучи ослепили Мяка — он зажмурился и пару минут привыкал к яркому свету. На небольшом крылечке он осмотрелся; маленький дворик и переулок, ведущий к нему, утопали в снегу.
«Вот и пришла красивая зима», — подумал Мяк и, тихонько ступая по узкой тропочке, проложенной от дома, направился к себе в либерторию.
Либертория, укрытая свежим пушистым снегом, искрилась и сверкала на солнце. Сказочный пейзаж радовал глаз, и мусорка — мякинская мусорка — казалась произведением какого-то импрессиониста. Мяк остановился, чтобы передохнуть, постоял несколько минут у того места, где его обнаружила старушка, и почувствовал себя неблагодарным человеком.
Его спасли от смерти, а он, как последняя свинья, сбежал! Сбежал, как собака, не дождавшаяся его! «Собака я и есть. Бездомная собака», — подумал Мяк и двинулся дальше.
У Нуды он долго отогревался у трубы, грыз хлебную корку, что не доел тогда на мусорке. Пошарил по нудинским сусекам, обнаружил несколько белых сухарей. Всё найденное с голодухи употребил и завалился спать на матрас. Спал, наверное, долго, и только в самую ночь услышал голос небритого:
— Явился, лысый глаз! А мы подумали, возвратился.
— Ну и где же ваше сиятельство прохлаждалось эти дни? — прохрипел небритый и пристально взглянул на лежащего Мяка.
— У старушки, — сухо ответил Мяк.
— У старушки, лысый глаз! — повторил небритый. — Небось фанфарики потреблял непрерывно, лысый глаз! Хоть бы нам один доставил!
Небритый уселся в кресло и, оглядевшись, спросил:
— А где все?
— Не знаю, — ответил Мяк и с трудом поднялся с матраса.
— Ну и видок у тебя, Мяк! Худой ужасть как, лысый глаз! — прохрипел небритый. — Заболел, что ли?
— Есть маленько, — ответил Мяк.
Небритый покопался в карманах, достал белую пилюлю и протянул Мяку:
— Кушайте, Ваше величество, лысый глаз!
Мяк недоверчиво взглянул на таблетку и проворчал:
— Стимулятор?
— Ага, лысый глаз, — ответил небритый. — Не боись, взбодрит. Вреда ноль, а организму полезно.
Мяк сунул пилюлю в рот — лёгкая прохлада, обволакивая полость рта, отвлекла от усталости.
— Помогает, — через минуту произнёс Мяк.
— Всем помогает, и тебе поможет, — прохрипел небритый.
— А старушка, видать, утомила тебя, — ехидно добавил он.
Мяк притулился у стола и ответил:
— Она спасла меня от замерзания.
Небритый прокашлялся, несколько раз тяжко вздохнул и мечтательно произнёс:
— Это хорошо, когда женщина спасает мужика! Это, лысый глаз, сверхблагородно и чувствительно. Это не по обязанностям, не по долгу, а по любви.
— По любви? — спросил Мяк.
Небритый закрыл глаза и произнёс:
— Вот именно, по любви. А как же без неё? Без неё ничего не бывает.
У трубы появился Нуда. Он подчёркнуто торжественно нёс впереди себя пакет. Поставив его на стол, изрёк:
— Пируем!
— В честь чего это? — спросил небритый.
— Премию получил, да вот и Мяк объявился — не пропал, как мы думали. Так ему праздник и нам.
Нуда достал из пакета два фанфарика, с десяток пирожков и горсть конфет.
— Заработал? — прохрипел небритый. — Чисто заработал?
— А как же! — радостно ответил Нуда. — Такую бумажку мне кинули!
— Не наш кинул, — вроде как оправдываясь, добавил Нуда и забормотал: — По-нашему ни бум-бум, а что нашему брату надобно, соображает. Вот я и говорю: соображает…
Нуда хотел ещё что-то доложить о своей удаче, но небритый прервал его:
— Так ты на всю бумажку и накупил? — спросил он.
— Ага, — ответил Нуда. — Зато всего много. — Он потянулся к бутылке, открыл её и кинулся искать посуду.
Три кружки и
