севере, Муравьев поступил бы благоразумно. С этим многие не согласны. Адмирал Сеймур главный противник Муравьева, грозный и убежденный. С тех пор как со своей эскадрой он описывал побережье Приморья, твердит, что на севере в более удобном и привычном для европейца климате мы должны создать второй Гонконг. Великий ученый Джон Боуринг сторонник Майкла Сеймура. Элгин полагает, что безумием было бы брать то, что привело бы к новым конфликтам… Он желал бы совместных дипломатических действий с Путятиным.
Открылся Кантон. Эллиот переложил руль. Канонерка быстро пошла вперед с наведенными на город пушками. Кантон подплывал во всю ширь. Город без глав церквей, без башен и памятников, как сооружение утопического будущего, весь с плоскими крышами, с одинаковыми строениями, из домов чиновников и магазинов. На берегу стоят стены, а вокруг их беззащитные лачуги, склады и пристани.
Эллиот сказал, что в эти дни Кантон вдвое уменьшился, река стала шире. Здесь было тесно. Рассеялся и ушел в лабиринты проток плавучий город, в котором на лодках обитало более ста тысяч человек.
…Правительственное поручение, данное Пальмерстоном, неприятно, хотя цель его ясна и благородна. Предстоит решить один из важнейших вопросов мировой истории.
…Энн должна презирать и своего отца, и Элгина. Она всюду и всегда одинока.
Если говорить про Энн, то это именно та «встреча во время путешествия», которая, по словам манильской приятельницы Джеймса, бывает неизбежна. Нервное напряжение оказывало свое влияние. Мимолетное увлечение все глубже проникало в существо Джеймса. Несогласно с его принципами, но это реальность. Решались дела жизни и смерти, дипломатии и экономики, войны и мира, а где-то в памяти существовала Энн, привлекавшая Джеймса и отталкивающая его. Он задет ее кроткой и насмешливой надменностью.
Праздничную службу будут служить на всех кораблях, а для солдат морской пехоты на Хонане, — в очищенном китайском складе, куда поместятся все 1200 человек. Тем временем маринеры вломились в один из соседских складов, съели там имбирь, а остальные ящики с товаром разбили и все рассыпали, китаец-хозяин пришел жаловаться и удивлялся, зачем было бить все и ломать. У командира канонерки, известного арктического исследователя Пима, матросы высадились на берег у одного из рукавов реки, затеяли в деревне ссору, неясно из-за чего, пустили в ход оружье, крестьяне разъярились, дали отпор, убили четырех матросов. Канонерка Пима открыла огонь и снесла всю деревню с лица земли. Дело нешуточное. Пока невозможно расследовать все подобные происшествия, когда война на носу.
Адмирал Сеймур отдал приказ по эскадре: «Перед началом активных операций против Кантона командующий призывает всех капитанов, офицеров, моряков и маринеров сохранять жизни и имущество мирных и невооруженных жителей, не только на основании преданности понятиям гуманности, но и ради сохранения доброй воли тех классов китайского населения, чьи материальные интересы и склонности отделяют их от мандаринов и военных, против которых единственно мы воюем… Контр-адмирал обязан внушать всем своим офицерам и рядовым, активно занятым в боях, свое решительное намерение не одобрять и пресекать грабежи и разбои, как не только аморальные, но и разрушительные для нашей собственной дисциплины, существенно необходимой при стремлении к успеху».
Такой же приказ отдал французский адмирал, хотя во Франции, как известно, нет морского закона, запрещающего мародерство и грабежи. Командование стремилось успокоить противную сторону. Листовки были отпечатаны.
Смит прислал сообщение. На Хонан перебежал из Кантона дезертир. Сообщил, что Е разослал приказание собрать в обоих Гуанях[60] все силы для обороны Кантона и запросил из Пекина северных солдат, в том числе маньчжурских солонов.
— Да вон, видите, и сейчас еще не все ушли, — сказал Эллиот.
Жилища на лодках отплывают от берега, они отрываются от города и уходят прочь, река становится все шире, а город меньше. Вон поплыл двухэтажный дом, весь в цветниках, чья-то счастливая семья спешит поскорее убраться с поля боя.
На островке, совсем близко от стен Кантона, работают красавцы саперы, сбивают деревянную платформу. Батарея мортир устанавливается под самым боком Е, чтобы через низкую стену в упор палить по его дворцу, крыша которого, с резными головами зверей, отлично видна. Ямынь строен на возвышении. На одной из канонерок капитан поднял бочку на грот-мачту, чтобы из нее наблюдать за тем, что происходит в Кантоне. Корреспондент «Таймс» Кук залезал в это гнездо, смотрел в бинокль и видел, как он утверждал, двух молоденьких жен Е, которые были заняты каким-то хозяйственным делом во дворе дворца: кажется, они умывали идола…
Наши пушки ставятся на островках и на побережьях Хонана. А на лодках и на обоих берегах толпы китайцев так смотрят на все происходящее, словно идут приготовления к празднику. По всей реке стоят на якорях военные корабли англичан и французов. Другие суда движутся, выбирая себе назначенную позицию. Слева остров Хонан. С реки Элгин еще не видел Хонана, и он не видел Кантона иначе как с вершины форта Макао. На Хонане тесные кварталы жилых домов, время от времени их масса расступается и открываются правильные улицы, выходящие на реку. Виден Красный Форт, покинутый маньчжурами, склады купцов, китайский док, где строились джонки. Над большими зданиями подняты британские и французские флаги. Хонан подобен графству Соррей за Темзой и ничем не отличается от города на другой стороне реки. Он составляет единое целое с городом. Только через реку тут нет мостов, видимо по той причине, что все, находящееся за стенами, городом не считается и заботе городских властей не подлежит.
Какой же Хонан остров! Это сам город, быть может, самая торговая, рабочая, фабричная его часть. Мы уже заняли половину Кантона. Мы идем по самому центру Кантона. Справа стены цитадели, китайский кремль, а вокруг него бурлит жизнь. Зачем же китайцам впускать нас в музей? Там, как драгоценность со своими понятиями, хранится Е. Но этот экспонат жесток и опасен. Наши флоты вошли в самый центр города без всяких церемоний, врезались в глубь чужой жизни, бросают якоря, наводят пушки прямой наводкой на ямынь и жилые кварталы, и тут, как на стоянке у Вампоа или в гавани Гонконга, бьют склянки, поются рабочие песни… Солдаты Е пока лишь выглядывают в бойницах. Вот они наводят пушку на нашу канонерку, но не стреляют. Как бы чувствовали себя лондонцы или парижане, если бы чей-то — например, американский — флот расставил бы свои корабли по всему течению Сены или Темзы и навел пушки на Нотр-Дам, или на Вестминстер, или на королевские дворцы. Для того чтобы подтвердить доводы, изложенные в письме на имя правительства, давая десять дней на размышление.
Неужели Е
