уйти.
— В вас есть общее с Энн Боуринг, — сказал вслед ему Элгин.
Смит обернулся и глянул испуганно. Все лицо его по уши залила краска. Элгин подумал, что неожиданно попал в цель. Какая новость! Ясно, он тут замешан!
Воспитанные люди никогда не совершают неприличных поступков, не разговаривают грубо и без толку, не оскорбляют подчиненных, не обижают ближних и не бьют слуг. Если же аристократ позволяет себе неприличный поступок или несет чушь, это принимается обществом как оригинальность. Осмелься на то же самое выскочка, человек пера или бакалейщик, все сконфузятся, а его осмеют и постараются вытеснить из общества. Элгин знал, что у людей его положения не бывает ошибок и поэтому есть право на неприличия. Нельзя быть всегда любезным. Собственная вежливость с приближенными самому набивает оскомину. Смит всегда слишком одинаков: исполнителен и дисциплинирован. Он заслужил, чтобы в его тихую воду сэр Джеймс без причины запустил камнем. Результат налицо.
Элгин дал понять, что не имеет больше надобности, и Смит ушел.
А может быть, он покраснел не за себя? Неужели он все знает? Как хорошо, что я не приглашаю его к обедам. Теперь смутился Джеймс. «Во всяком преступлении вини женщину», — учил известный французский сыщик Лекок — коллега и собрат нашего гонконгского капитана Смита.
Глава 13
МЯТЕЖ ВАРВАРОВ ПРОТИВ ЗАКОННОГО ВЛАДЫКИ МИРА
— Крестьяне на этих островах снимают по два и даже три урожая в год, — говорил Чарльз Эллиот, стоя с послом на палубе канонерки, вооруженной шестью пушками, и обращая его внимание на поля с созревающими хлебами и на террасы с рисом, которые как ступени подымались по склонам гор.
Коммодор Чарльз Эллиот, бывалый моряк, кавалер ордена Бани, на вид еще молод, без седины в усах и бакенбардах. Про Эллиота говорят, что это человек-легенда, он подлинный, но непризнанный основатель Гонконга, такая репутация придает ему блеска сквозь туман и вызывает зависть друзей и врагов. Китайцы много раз имели возможность убить или отравить Эллиота, и было за что, но не делали этого. Сам он, еще при прошлой встрече с Элгином, уверял, что это все twaddls — пустая болтовня и волшебные сказки и что он не Ахиллес и пуля стережет его в любой миг, для этого китайцу не надо целиться в пятку.
Элгин чувствовал симпатию к Эллиоту, угадывая в нем что-то родственное.
Перед уходом с безопасной стоянки на глубокой протоке Вампоа, выше китайских фортов, Элгин принял капитана 59-го пехотного полка Хелуорда, который отправлялся со своим батальоном на баржах, на буксире частного парохода к Кантону.
Хелуорд сказал, что служит в Гонконге первый год, но имеет преданных друзей. У него есть невероятные сведения, которые при тщательном рассмотрении могут оказаться похожими на правду. Якобы адмирал Майкл Сеймур обещает Е сохранить жизнь, если пушки Кантона во время боя не будут портить его кораблей. «Они все тут знают друг друга! — сказал возмущенный Хелуорд. — Я не могу нести ответственность за то, что мне говорили, но я не имею права утаить этого от вашего превосходительства. Адмирал предлагает весь огонь китайской артиллерии обрушить на десантные колонны? Мои красные мундиры[58] будут гибнуть от артиллерийских снарядов, предназначенных для кораблей?»
Вот-вот будут видны стены и пригороды Кантона. На сторожевом корабле, несшем брандвахту, сообщили, что у Кантона все спокойно, послу можно следовать. Канонерка шла между полей гаоляна, бобов и пшеницы, повсюду разбросаны дома под соломой, видны персиковые и абрикосовые деревья на плантациях. Иногда заметны фанзы побогаче, среди обширных угодий и полей, ставленные наособицу.
— В одном из таких уединенных поместий и нашла себе убежище Британская Контора Мира и Патриотизма, — заметил Элгин. — Смит — мастер своего дела. Он раскрыл шайку во главе с Тином.
— Компрадор Тин вряд ли рискнул на такое предприятие, не имея покровителей… — ответил Эллиот.
— Так вы знаете этих покровителей?
— Да.
— Похоже, что эти покровители на нашей эскадре. Достаточно самозванцу пройти на нашей канонерке на виду у здешних деревень, как его басни станут правдоподобными.
— Вы знакомы с Тином?
— Да, конечно… Смотрите, как красиво. Изобилие плодов земных. Это горная страна, сквозь которую прорвалась огромная река, обладающая китайской силой и терпением.
На гористом острове виден лес. Эллиот сказал, что там много бука, белой акации, растет мирт, лавровишневое и красное дерево, много пород кустарников, неизвестных в Европе. По словам коммодора, тут есть острова величиной с целое графство. Эллиот показывал поля и груды фанз с вдохновением хозяина, словно он был графом кантонским.
— После встречи с вами в Макао Рид обратился с письмом к Е. Он согласился встретиться с послом Америки, но только вне стен Кантона.
«Руководствуйтесь этим» — вспомнил Джеймс фразу из императорского указа.
— Е меньше всего боится американцев. Угрозы Рида ему не страшны.
Эллиот рассказал, как пятнадцать лет тому назад, когда Гонконг был пустынным скалистым островом среди моря, он высадился со своими матросами на берегу. Среди пустынных скал и перелесков душистой сосны стояла одинокая гьяссу маньчжур, совсем такая же, какие видел наш русский соперник, а теперь наш друг Муравьев на Амуре. Смехотворное сооружение, подобное крепости каннибалов, частокол, как у Робинзона Крузо.
Сэр Чарльз приказал разбить несколькими выстрелами эту крепость и сжечь дотла… На месте гьяссу теперь склады и собственная пристань торговой компании Джордин и Матисон, а дальше проходит вдоль берега великолепная Куин Роуд с магазинами, банками, дворцами магнатов, замком епископа Джонсона.
А Джордин был противником занятия Гонконга и добился в свое время, чтобы Эллиота убрали на много лет, а сам постепенно превратился в дожа колонии.
— Вы знакомы с Муравьевым?
— Случайность помогла ему избежать знакомства со мной. Как и Путятин, он чуть не попал ко мне в плен. Я знаю их. Я не стал брать их в плен. У нас были другие цели. Пусть хвастаются своей «Авророй». Мы не проявляли излишнего рвения в этих морях. Муравьев напрасно церемонится с китайцами на своем Хей Лу Цзяне[59]. Пора сносить прочь остатки китайского величия из гнилых бревен и старых шкур. Я был на Амуре и на побережьях Охотского моря. Великий проповедник и путешественник епископ Иннокентий — мой друг; я пригласил его из церкви, где он служил в маленьком порту, за обеденный стол на свой корабль, и мы с преосвященным выпили бутылку итальянского вина… Я не рискнул, зная обычаи ортодоксальной церкви, попросить епископа совершить обряд над этим вином, чтобы превратить его…
Элгину самому казалось, что, разбив остатки китайского влияния на
