прихожу я туда и вижу — стоит на рейде знакомый корабль. Ба! Да это же мой друг, Чугунов. Немедленно приказываю спустить шлюпку и вручаю матросу коротенькое письмецо. «Дорогой сэр», пишу я по-английски...
— Мне письмо?
— Тебе. Приглашение прибыть на мой корабль.
— А зачем по-английски?! — удивился Чугунов. — Ты лучше по-русски.
— Нельзя, — возразил Борисов. — Капитаны всегда переписываются между собой по-английски.
— Вот черт, — вздохнул Чугунов. — Не имела баба хлопот, так купила порося. Видать, придется и этот английский учить.
В августе девятнадцатого года отряд Синельникова был пополнен людьми, вооружением, строевыми и обозными конями и переименован в кавбригаду особого назначения. Назначение же состояло в том, чтобы в наикратчайший срок ликвидировать бандитские шайки, разбойничавшие в тылу Красной Армии. Борьба с этими бандами была трудной и кровавой и потребовала немало жертв. Как-то одна из банд захватила уездный город. И, как бывало уже неоднократно, Леню Борисова послали туда в разведку. Только на этот раз одного — Алексей Чугунов тоже было попросился, но Синельников ответил коротко: «Отвяжись!», и Чугунов понял, — значит, так нужно, чтобы Борисов пошел один.
— Через недельку увидимся, — весело сказал Борисов, прощаясь с Чугуновым. — А почитать без меня захочешь — сундучок мой с книгами в обозе. Бери, какая понравится. И вообще, в случае чего, они твои.
Чугунов нахмурился. Борисов рассмеялся и хлопнул его по плечу:
— Ну и суеверный же ты, Алеша. Ладно, вношу поправку: считай, что книги в сундучке мои и твои, что это наши общие книги.
Из этой разведки красноармеец Борисов не вернулся. Когда после ожесточенного боя красные эскадроны ворвались на рассвете в город, Чугунов один из первых увидел Леню Борисова: бандиты повесили его на фонарном столбе у вокзала, прикрепив на груди дощечку с надписью: «Большевистский шпион». Чугунов саблей разрубил веревку, подхватил уже остывшее тело Борисова, положил поперек седла и, глотая слезы, сказал:
— Прощай, товарищ!
Леню Борисова похоронили вместе с другими его товарищами, павшими в бою за освобождение этого города, на центральной его площади, в братской могиле.
После похорон Чугунов сходил в обоз и взял у повозочного Фокина сундучок Борисова. В казарме, отведенной эскадрону, шла чистка и уборка. Чугунов нашел полупустую каптерку и принялся разбирать оставленные ему в наследство книги. Их было не очень много. Некоторые Чугунов уже прочитал, другие решил прочитать, когда чуть посвободнее станет, но одну отложил в сторону. «Этой займусь в первую очередь, — подумал он. — Без нее морским капитаном не станешь».
Книга эта была самоучителем английского языка. Чугунов раскрыл ее на первой странице и зажал ладонями уши — в казарме вовсю шумела братва. Прочитав первую страницу, Чугунов вздохнул — ему сразу стало ясно, за какое неимоверно трудное дело он взялся.
Слух о красноармейце Чугунове, который еще недавно не умел читать по-русски, а сейчас и по-английски шпарит вовсю, дошел до самого командарма Буденного. Командарм выразил желание повидать талантливого самоучку, но тут начались жаркие бои за Крым, и встреча тогда так и не состоялась.
Однако вскоре после того, как черного барона Врангеля вышвырнули из Крыма, Семен Михайлович вспомнил о Чугунове и велел политотдельцам, если парень жив и здоров, вызвать его.
— Проэкзаменуйте его, — сказал командарм, — и коли слух о талантах бойца — не сказка, тогда подумаем, как с ним быть дальше.
Экзаменовал Чугунова уже немолодой инструктор политотдела Перфильев.
На другой день Чугунова вызвали к командарму. Первым вошел к нему Перфильев, минут через десять позвали Чугунова. Он громко и отчетливо, как учил его перед отъездом комэск Лебеденко, доложил о себе командарму.
— Вот это голосок! — сказал командарм. — И что-то он мне знаком, твой голос. — Командарм лукаво усмехнулся. Одними глазами. — Это не ты, часом, громче всех кричал в последней атаке «Даешь Крым!»?
Чугунов понял, что командарм шутит, но ответил серьезно:
— Никак нет, товарищ командарм. Я, когда в атаку хожу, молчу. Зубы стисну и молчу. Потому что у меня от злости на контриков скулы сводит.
— Ясно, — понимающе сказал командарм. — А может, и кричишь, да сам не слышишь — в бою такое бывает. Ну, а как тебе Крым показался?
— Хорошее место, товарищ командарм, жить можно.
— Море тут очень красивое, — сказал командарм. — Глядишь и не наглядишься.
Конечно, Алеше хотелось рассказать командарму о море и о том, как мечтали они с Борисовым стать капитанами. И много еще он мог бы рассказать командарму. Но его предупредили, чтобы он поменьше болтал, чтоб только отвечал на вопросы, потому что у командарма дел невпроворот и каждая секунда на счету, и Алеша сказал только о том, что, когда наступит окончательный мир, он пойдет учиться на капитана. Для того он и английский выучил.
— Еще не выучил, а только учишь, — поправил его Перфильев.
Чугунов сразу поскучнел.
— Еще учу, — нехотя согласился он.
— Вот и замечательно, что учишь, — одобрил командарм. — Правда, товарищ Перфильев считает, что тебя пока ни один англичанин не поймет.
— Это почему же?
— Объясните ему, товарищ Перфильев.
— Я уже докладывал товарищу командарму, что в английском языке крайне важно правильное произношение.
— А у меня правильное, — рассердился Чугунов. — Я все, как в книге сказано, заучиваю!
— По самоучителю трудно, почти невозможно научиться правильному произношению. Самоучитель только для начала хорош. А сейчас нужен тебе настоящий учитель.
— Вот мы и решили послать тебя учиться, товарищ Чугунов, — сказал командарм. — Поедешь в Москву, а мы напишем наркомпросу товарищу Луначарскому, пусть он определит тебя куда следует.
— А когда ехать, товарищ командарм?
— А хоть завтра.
— Нет, завтра не могу, товарищ командарм! Ни завтра, ни послезавтра. Ребята сказывают, что война еще не кончилась, что скоро еще новый фронт будет.
— Ребята сказывают, — рассмеялся командарм. — Ребята у нас молодцы — все на свете знают. Но я тебе вот что скажу, Чугунов, будет еще фронт или не будет, мы с войной уже как-нибудь без тебя управимся. А для тебя сейчас важнее фронта нет как учение.
