зря.
Даже если это так, в любом случае, она заслуживает уважения. Ведь она отказывается просто так выкинуть свои знания.
Чёрт… В итоге мысли пришли к тому, что не имеет к делу никакого отношения: я-то ведь забросил своё хобби, хоть и потратил на него кучу времени…
Вспоминая себя, когда я начал рисовать мою голову посещали мысли, за которые сейчас стыдно.
Я мечтал о том, как в будущем стану художником, буду что-нибудь рисовать на заказ, либо вообще напишу собственный комикс. Уверен, подобные мысли посещают почти всех, кто самостоятельно начинает заниматься этим.
Почему же забросил?
Наступает время, когда увлечение кажется бременем, и всё былое рвение пропадает. Это выгорание? Точно не скажу, но нечто подобное. Однако именно в этот момент надо заставить себя начать заниматься тем, что раньше приносило радость.
Хотя, случай Анаэль гораздо сложнее. Просто в очередной раз мне захотелось сравнить нас.
Я забросил то, чем занимался так долго, необычайно быстро из-за какой-то мелочи. В то же время Анаэль продолжает делать что-то при этом прекрасно зная, что это может даже не пригодится ей в будущем.
И я уверен, у неё тоже наступали моменты, когда хотелось всё бросить. Но она смогла их преодолеть. Без преувеличения, победила себя.
Зная точно, что не станет магом, Анаэль упорно продолжает двигаться по этой стезе — меня удивляет это.
— Анаэль, — сказал я шёпотом, но в комнате, почти лишённой звуков, меня точно услышали.
Решено. Я всë же подбодрю еë.
Рука потянулась к головке ламии, начав нежно поглаживать:
— Ты молодец. В самом деле, ты удивительна.
— Ч-ч-что? — заикаясь спрашивает змейка, раскрывая широко рот, явно смущённая неожиданной похвалой.
— Возможно, я слишком часто это говорю, но я действительно так считаю, — довольно кивая, — Многие ли сталкивались с той же проблемой, что и ты? Нет. Многие бы в твоей ситуации просто сдались? Определённо.
— Ухх…
Ушки покраснели и затрепетали, глазки забегали, словно ища выход из ситуации, а хвост шлёпает по бумаге от радости.
— Все старания уже себя окупили… — бормочет радостно ламия.
Всё… Нужно прекращать. Перехвалю её скоро, если не уже.
Когда я убрал руку, Анаэль радостно спросила:
— А… А если я продолжу стараться, ты будешь меня так гладить⁈
— … Да?
— Ты обещал!
— Кхм… Давайте закругляться.
Какая же она агрессивная…
А ведь утром я хотел сказать ей прекратить все эти выходки. Но в итоге пришёл Таури со своей матерью и это как-то само собой вылетело из головы.
Наверно, нужно стать строже.
… Потом. Не перед Лин ведь это делать.
Отойдя от девочек, я улёгся на шкуре, сказав:
— Спокойной ночи, — и перевернулся на бок, спиной к девочкам.
— «Спокойной ночи»? — спросила Анаэль.
Вздохнул, переворачиваюсь на другой бок, смотрю на них:
— Да. В моём мире так говорят перед сном, на время расставания ночью. Это просто этикет.
— Ммм… Тогда спокойной ночи тебе, Анвил!
— Да, — кивнул я и лёг на спину.
Но вот проходит ещё минут двадцать, а я всё лежу. Девочки очень тихие, словно уснули вслед за мной. С Анаэль, вероятно, так и есть. Но Лин, когда я приоткрыл глаза, жутковато сидела в еле освещённой части комнаты.
Мысли не покидает ламия. Точнее, её поведение… Всё ещё не даёт мне покоя.
Почему моя сверстница ведёт себя подобным образом?
У меня есть предположение.
Её жизнь далеко не сахар. С самого детства она столкнулась с неприятием со стороны своих соплеменников. Большинство представителей её расы ненавидят её, отвергая и игнорируя. Она оказалась не нужна родителям — они просто ушли, ничего не сказав, оставив её в этом мире лишь с Лин.
Магия, о которой столь долго мечтала, оказалась недостижимой мечтой.
И… помимо всего этого, Анаэль столкнулась с ещё одним испытанием — любовью. Она влюбилась в человека, который отверг её.
Что если вся эта постоянно демонстрируемая детскость — защита, маска, от всей той боли, что преследует её всю жизнь? От её изувеченной памяти, этого увесистого бремени.
И что… если там за маской стоит нечто большее, чем просто детская наивность?
Вот как, зная всю судьбу Анаэль, быть к ней строгим?
Если бы она была обычным ребёнком, то всё было бы гораздо проще…
* * *
— Спит, — сказала Лин.
Тут выглядывает из корзинки ламия:
— Да? Отлично, — сказала она, одеваясь.
— А зачем тебе это?
Когда Анвил лёг спать, Анаэль очень тихо попросила Лин наблюдать за ним и сказать, когда он всё же заснёт.
Ламия, не отвечая, подошла к спящему. Дух начала что-то подозревать:
— Анаэль?
Повернувшись, ламия отвечает:
— Хочу спать с ним.
И быстро залезла к нему под шкуру.
— П-подожди! — быстро говорит Лин, — Подожди! А Анвил не против?
— Неа, — раздался приглушённый шкурой голос ламии.
«Лжёт», — сразу понимает дух.
— Нет-нет-нет! — встаёт со своего места она, возмущаясь, но шёпотом, — Если Анвил не разрешил, то так делать нельзя!
На цыпочках подбежав к спящему, продолжает говорить:
— Анвил спит, ты мешаешь ему!
Но в ответ тишина.
Заподозрив неладное, дух приподнимает краюшек шкуры, где просочилась ламия, видя под ней лишь платье.
Анаэль, очевидно, разделась.
— Ты где?
Боясь разбудить парня, Лин ныряет руками под одеяло, начав искать извращённую ламию, прощупывая каждый закуточек. Через несколько секунд она нащупывает что-то гладкое, но тут же скрывшееся.
— Анвил, проснувшись, разозлится!
И снова ничего в ответ.
Прощупав уже, кажется, всё вокруг парня, взгляд духа перемещается на его грудь и на лице появляется самое настоящее изумление. В том месте проходит что-то длинное и тонкое.
Неужели она надеется, что, боясь разбудить Анвила, Лин не станет лезть туда?
Улёгшись на живот и состроив очень сосредоточенное выражение лица, руки девочки, медленно скользя по внутренней части шкуры, постепенно перемещаются к груди.
Медленно… медленно…
И БЫСТРО ХВАТАЮТ АНАЭЛЬ!
— Нья⁈ — раздаётся удивлённый голос.
Пока Лин будет медлить, ламия обязательно попытается вырваться из хватки, всячески извиваясь в своих попытках. А это непременно разбудит парня!
«Подобного нельзя допустить!»
Как быстро дух схватила ламию, так же быстро она вытащила её.
И вот перед её глазами обнажённая Анаэль, смотрящая с обидой.
Скрестив на груди руки, змейка требует:
— Отпусти.
— Нет.
— Пожалуйста, — со всё таким же обиженным видом.
— Нет.
Встав, дух несёт ламию к корзинке.
— Спи, — говорит
