конвоиры в красно-синих фуражках. А на станции, не выходя за стрелки, стоял бронепоезд в ожидании, когда же, наконец, застрявший эшелон освободит мост.* * *
Галина оставила клетку возле кухни и пошла вместе с Кукурой, со всеми остальными посмотреть, что там с мостами, можно ли где проехать? Зельвянка речка не широкая, но быстрая, глубокая и к тому же с сильно заболоченными берегами. Кто не умеет плавать, тот вброд не перейдет, пушку даже самую легкую – противотанковую и ту не переправишь, даже пулемет на плечах не перетащишь. Несколько танков попытались перескочить ее на полном ходу, но не всем это удавалось, пять машин застряли посреди реки. Их башни торчали из воды напротив четырехэтажного кирпичного здания паровой мельницы. С конька ее крыши бесстрастно взирали на толчею людей аист и аистята, стоя в гнезде, похожем на большой терновый венец.
Возле мельницы и мостов, по всему берегу довольно плотно толпился народ – красноармейцы всех родов войск – пехотинцы со скатками и без, в пилотках и касках, танкисты в темно-синих комбезах и черных ребристых шлемах, конники с шашками на перевязах, авиаторы в фуражках с голубыми околышами, водители многочисленных полуторок, ЗИСов-трехтонок, пятитонных ЯЗов, были тут и транспортеры понтонов – их подвигали к реке в первую очередь, и санитарные фургоны и даже аэродромная пожарная машина с уложенной поверх кабины лестницей, на которой сидели безлошадные летчики. Все это пестрое разнородное воинство стремилось как можно быстрее оказаться на том берегу, откуда продолжалась дорога на Слоним. Тот самый спасительный Слоним, который мнился как широкий выход из белостокского мешка. И до него оставалось каких-то сорок километров.
Красноармейцы сновали по зеленым улочкам, одни толпились у колодца и жадно пили студеную воду из ведра (хозяин-поляк запер колодец на цепь с амбарным замком, но цепь сбили прикладами), другие расспрашивали местных жителей о ближайших бродах и переездах через зловредную речку, приводили себя в порядок после долгого ночного пути… Кто-то поил лошадей, кто-то заливал воду в радиатор, кто-то мастерски вскрывал штык-ножом консервные банки…
– Воздух!!!
Все как один глянули в небо и россыпью кинулись искать спасения. Дрожащий наплывающий гуд тяжелых бомбовозов нарастал с каждой минутой. Они появились – шесть воздушных кораблей с черными крестами на крыльях. И тут же завыло, засвистело, забухало… Галина видела, как из самолетов, словно черные семечки из перезрелых плодов, посыпались бомбы. Кто ткнул ее в спину:
– Ложись, дуреха!
Она ткнулась лицом в траву, и тут же земля под ней подпрыгнула. Взрыв! Комья глины забарабанили по спине, по голове… Бомба упала где-то неподалеку, волна горячего воздуха забросила волосы вперед, запорошила землей. Галина подняла голову и увидела, как три грузовика, стоявшие рядом, превратились в баррикаду железного лома, из которой торчали окровавленные ноги и руки. Автомашины горели чадно и дымно, распространяя вокруг мерзкий запах горелой резины.
Черные взрывы поднимались то тут, то там. Люди вжимались всем телом в какие ямки, лощинки, канавки, стараясь стать как можно незаметнее. Это напоминало детскую игру в «замри!». Замерли, застыли все – и живые, и мертвые…
Самолеты улетели, и все ожило, послышались команды, крики, проклятия, стоны… Галина бросилась помогать выносить раненых, потом вспомнила про своих голубей и кинулась туда, где стоял грузовик с кухней. Грузовик лежал вверх колесами, кухня отлетела далеко за обочину, а вместо голубей повсюду валялись белые перья… На глаза снова навернулись слезы: «Не уберегла…» Ей захотелось стрелять в самолеты, которые снова давали знать о себе приближающимся гулом.
Только тут Галина вспомнила, что табельный пистолет она оставила в Замковом лесу в машине своей станции.
Вторая волна отбомбилась по станции и по скоплению машин у железнодорожного моста. Машин здесь было больше, чем где бы то ни было. Все надеялись, что как только эшелон освободит мост, то можно будет переехать его по шпалам. Но эшелон стоял и стоял. Выяснилось, что машинист и его помощник, поляки, сбежали, бросив паровоз и состав на произвол судьбы. Выяснилось и то, что в вагонах сидят депортированные белостокцы, которых везли на восток.
– Распустить их всех к едреной фене, а вагоны под откос! – послышались голоса.
– А как ты паровоз, башка, свалишь?
– Танки подогнать да тросом зацепить.
– Зачем машину гробить? Лучше самим на паровозе уехать.
– Лучше вагоны освободить да самим в них ехать!
– Далеко не уедешь… Немец сверху все видит. Разбомбит.
– А чего ж он счас-то не бомбит?
– Мост жалеет.
И тут перед толпой гудящих, озлобленных, никому не подчиняющихся красноармейцев возник коренастый ладно скроенный командир с комбриговским ромбом в петлицах. Он вскочил на кузов «полуторки» и закричал:
– Я комендант переправы! Слушать меня!
Все притихли. Галина узнала в комбриге Бельченко, которого несколько раз встречала в приемной Голубцова.
– Мне нужен машинист! Нужна паровозная бригада! Есть такие?
Народ молчал.
– Чтобы убрать состав и освободить дорогу, нужны паровозники! Отзовитесь, если есть! Кто знаком с паровой техникой?! Есть такие?
К полуторке пробился пожилой капитан:
– Я могу помочь.
Подбежали еще двое рядовых:
– Мы тоже!
– На паровоз! – скомандовал Бельченко. – Поднимайте пары!
– А куда ехать-то? – спросил капитан.
– На восток! Чем дальше, тем лучше!
Капитан со своими бойцами побежали в голову состава, и минут через пять паровоз выкинул шапку черного дыма, состав дернулся и вагоны покатились, освобождая мост.
– Урраа! – закричала толпа. В воздух полетели пилотки и фуражки.
На мост тут же заехал пятитонный «Яз». Машину затрясло на шпалах, подпрыгивая и покачиваясь, она двигалась рывками, а потом и вовсе встала как раз посреди моста. Разбираться с двигателем было некогда.
– В воду ее! – закричали бойцы. – В реку пихай!
Грузовик опрокинули в реку. «Яз» рухнул в воду с пятиметровой высоты, подняв широкий всплеск воды и ила.
Бельченко преградил въезд на мост, раскинув руки; в правой грозно поблескивал
