в нем есть место чуду, что жизнь за стенами моих покоев может быть удивительной и превзойдет даже мои самые смелые мечты. Да, жизнь оказалась невероятной, а еще отвратительной, жестокой и жуткой.
Но я все равно не собиралась от нее отказываться!
И вот тогда моя жадность пробудила меня. В глубинах моря я цеплялась за нее и за свою ненасытность. Я призывала свою темную сторону, свою истинную сторону, тянулась к ней сквозь свои железные оковы. Теперь я поняла, почему меня называли чудовищем. Считалось неестественным, чтобы женщина имела такие амбиции, но ведь я существовала. И мое существование являлось моим правом по рождению, и именно это было моим оправданием.
Оковы треснули, став такими же податливыми, как и железо в ладонях монаха, которое он гнул голыми руками. Я сконцентрировала всю энергию ци, чувствуя, как кровь стремительно несется по венам, словно подстегиваемая наркотиком, и призвала лися, чтобы освободить мой нефрит. Железная оболочка не треснула, как я думала, а взорвалась, осколки разлетелись во все стороны, сгинув в темных морских пучинах. Меня пронзила такая острая и невыносимая боль, что показалось, будто во мне сломались все кости. Я закричала, и радость моя была настолько велика, что она заглушила обрушившуюся на меня боль. Ведь печать морского дракона – моя печать – вспыхнула в воде ярким и таким знакомым голубоватым светом.
В то же мгновение я почувствовала, что ци сдается под напором лися. И тогда я каким-то образом осознала, что нечто внутри меня бесповоротно сломалось. Но это уже не имело значения. Моя сила… Как же я скучала по ней!
– Ты выжила, – прошептал Цинлун, испугав меня. Я уже и забыла, каково это, когда в моей голове раздается его голос.
«Как и всегда».
От него волнами исходила гордость. Цинлун был доволен мной, но я не могла разделить его эмоции. Представив ивы, рядом с которыми я провела детство, я укрыла за их ветвями то, что мне удалось узнать, пока я была в заточении. Дракон хранил свои секреты, а я – свои.
В глубинах моря все чувства вернулись ко мне в полной мере. Я распахнула глаза и изо всех сил поплыла к поверхности. Но тут глубинные потоки подхватили меня и сами понесли вверх с такой скоростью, которую я бы ни за что не смогла развить сама.
Я словно очнулась от сна, снова стала сильной и цельной. Теперь все воспоминания о том, что случилось, казались мне чужими, нереальными. Словно они принадлежали человеку, который потерял цель; который смирился со своей беспомощностью, как сытый поросенок на колоде для разделки мяса. Я сжала нефрит в кулаке, наслаждаясь его слабой, но нескончаемой пульсацией.
Никогда больше я не стану пленницей. В заточении я потеряла себя. Я стала мягкой и беспомощной, я была очарована моим похитителем так же, как ребенок, который по ошибке принял гадюку за домашнее животное. Проглотив ком, вставший в горле, я пообещала сама себе: принц ответит за это.
Волны вынесли меня к северной оконечности горного пояса Ванчжи. Оттуда мне удалось отследить местоположение армии Аньлая, в основном собирая слухи среди местных, но также освежив в памяти военную стратегию Ская. В самую первую ночь я украла одежду, чтобы замаскироваться, и держалась подальше от крупных портов и городов. И хотя я сомневалась в том, что новости из столицы Симина могли так быстро добраться до тех мест, через которые я держала путь, я все же соблюдала осторожность и скрывала лицо.
А еще мне приходилось прятать сразу несколько нефритовых печатей. Не имея нитки и иголки, и не имея возможности зашить камень в подкладку одежды, я носила свою печать в глубоком кармане. А вот осколок нефрита Симы я носила как ожерелье, последовав примеру принца. Во время пребывания в Тцзу Ване моя сопротивляемость воздействию железа усилилась, но все же оно по-прежнему влияло на меня. Носить цепочку с заключенным в железо осколком было больно, но у меня не оставалось другого выхода. При этом, даже имея при себе печать дракона, такое небольшое количество железа на моем теле не позволяло мне использовать принуждение. Возможно, я бы все же могла прибегнуть к этому методу, но сразу же после наверняка лишилась бы сознания. Моя слабая сторона – магия стихий – теперь была полностью мне недоступна. По этой причине я вернулась к прежним методам: воровала и пряталась, лгала и убегала. Ела и пила ровно столько, сколько нужно, чтобы не погибнуть.
На рассвете шестого дня я наконец набрела на свой лагерь. Ликование и триумф затопили меня, когда я выкрикнула свое имя и звание одному из патрульных солдат, надеясь, что он расслышал мой северный акцент, присущий жителям Чуан Нина. Поросенок – а это был именно он – мгновенно узнал меня и опустил свой лук.
– Жэнь? – ошарашенно произнес он. – Я сейчас же отведу тебя в палатку к командиру!
И тут мое возбуждение снизошло на нет, стоило вспомнить, при каких обстоятельствах мы со Скаем расстались. Теперь он знал обо мне всю правду…
– Командир не спит? – спросил Поросенок у стражника, замершего у входа в палатку Ская.
Мужчина кивнул.
– Он готовится к совету, который соберется через час. – Стражник покосился на меня с сомнением. – Это может подождать?
Я смущенно дотронулась до волос, стянутых в узел. Я не мылась несколько дней, а моя одежда выглядела так, словно я скатилась с холма. Что, вообще-то, было правдой. Причем дважды.
– Я зайду позже, – пробормотала я, чувствуя, что краснею.
– Стойте, – донесся до меня такой знакомый голос Ская, от которого мои нервы натянулись, как струны. – Кто там?
Я открыла рот, затем снова закрыла его. Но понимала, что промолчать все равно не получится.
– Х – Хай Жэнь… господин.
Последовало долгое напряженное молчание. Я опустила взгляд на траву, молясь, чтобы из моих глаз не потекли слезы. Вероятно, Скай не желает иметь со мной ничего общего.
Но только теперь, когда возможность потерять его оказалась реальной и неизбежной, я совершенно ясно поняла, насколько сильна моя привязанность к нему. Если он отвергнет меня, это станет настоящим ударом. А ведь все повторяется. Снова я сама себя сделала уязвимой.
– Входи.
Когда я прошла в палатку Ская, мои ладони вспотели. Я и сама не поняла, споткнулась я или упала без чувств, но каким-то образом оказалась на коленях, распростертая перед моим принцем. Он верил в меня. Он первым из всех в моем взводе назвал меня
