качелях, мог раскачиваться лёгкий ветерок, дующий с реки… Другие тоже были ничего себе, но… В общем, вы меня поняли.
По дороге мы говорили больше всего о русской поэзии…
Лев Толстой заметил, что самолюбие может создать гения…Вот и я решил, что, кроме спорта, есть и другие интересные вещи, например, океан русской литературы, в центре которого дрейфует огромный айсберг русской поэзии! Айсберг, плохо знакомый многим, особенно нынешней молодежи… И, оглянувшись на Платона, поневоле вспомнишь: “Кто идет к вратам поэзии, не вдохновленный музами, воображая, что одно искусство сделает его поэтом, тот и сам несовершенен, и поэзия его – ничто в сравнении с поэзией вдохновлённого”. Трудно с ним не согласиться».
Вот так встретил Игорь Тюленев свою будущую жену, близкого по духу человека, поэтому и стихи его – отнюдь не «одно искусство».
…Ты – школьница, тебе ещё семнадцать Неполных лет. Наивна и свежа. А я умею в переулках драться, И пить вино, и мясо есть с ножа. Без бороды ещё, но как репейник. Румяный профиль вписан в женский глаз. Один напор – ни славы и ни денег, Ни денег и ни славы, как сейчас… Но исподволь уже злодейка-муза В кулак сует гусиное перо, И на простор имперского Союза — Вытаскивает за руку оно. А там одни титаны и колоссы, Лауреаты разных областей, Как волки жадные и наглые, как осы, Пришельцам не прощают мелочей. Но есть другие, что на книжных полках, Из прошлых лет, в тисненьях золотых, Зерцало нации – не прочитаешь столько, Но что не слово, то удар под дых. …Ты школьница, тебе ещё семнадцать Неполных лет. Наивна и свежа. А я всё также продолжаю драться, Пить горькую и мясо есть с ножа…
(«Тебе», 1980-е)
Как истинно православный человек, он не обходит и тему веры, однако и не злоупотребляет ею. «Первая моя книга – это Четьи-Минеи. Бабушка была очень набожной, а я жил у неё, рано потеряв маму», – вспоминает поэт. Тюленев не старается быть святее кого бы то ни было, он просто делится этим вечным светом с читателем, потому что для него лично этот свет – корневой, русский, что навсегда.
…Сегодня Троица. Я свечку Затеплю пред Твоим Лицом, Дух переброшен через речку, Как радуга, Твоим Отцом. И те, кто умер, те, кто вживе, Той радугой озарены, Не важно, при каком режиме Иль новых бедствиях страны. Даль прояснилась, волны стихли, Небесный шорох ловит слух… То гомон райский или стих ли, Или Господня Сердца стук.
(«Троица»)
Земное и небесное в его поэзии, как и в жизни, идут рядом, порой перекликаясь, и это не удивляет, потому что Игорь Тюленев во всём истинный, не картинный, не театральный, хотя порой и смахивает на красного молодца, а там и до богатыря рукой подать. Это уж, как говорится, не придумаешь, не наиграешь: дано или нет Богом, и точка.
…На подоконнике отбитом В тазу букет осенних роз, Хозяйка декольте открытым Растопит даже в ульях воск. И Родина лишь неизменна, Хоть проживи с ней тыщу лет. И постоянна, и степенна, И чистый оставляет след.
(«Устало ветер ветку ломит»)
И.Н. Тюленев
У Тюленева свой кодекс чести писателя: «Ложь и предательство – вот что никогда не может позволить себе поэт». И ещё: «Настоящий поэт идёт всегда поперёк потока и власти тоже».
…Но всех сокровищниц и кладов Дороже родина и честь! Ну, что ж ты, милая, не рада? И ты мне дорога, что есть. Все дорого и все любимо: И слякоть в небесах равнин, И слезы, что текут от дыма, Смывая журавлиный клин.
(«Зрелость»)
У Игоря Тюленева такой тыл, что с ног не собьёшь: и хорошая семья, и достойные друзья-товарищи, а за спиной – сама Россия-матушка.
Кстати, поэт не очень жалует публицистику в рифму, мол, приземляет та поэзию. И в то же время хорошо знает её силу и, когда надо, на все сто использует возможность сказать «грубо, зримо» (и образно, кстати) о том, что накипело. Всем известна его открытая борьба за свой город Пермь, его культуру. Тут уже не до философии,