имевшие свой источник или в язычестве и иудействе, или же развившиеся на христианской почве,[1021] и Златоуст в своих Словах и Беседах часто обращается к обличению суеверий и предрассудков, доказывает их нелепость и несовместимость со званием христианина, просвещенного светом евангельской истины. Для примера приведем обличения Златоуста против суеверных обычаев, соблюдавшихся христианами в тех видах, чтобы охранить новорожденного младенца от дурных влияний и обеспечить ему долголетие и благополучие в жизни: «Если родится дитя, опять мы видим… множество символических действий, достойных смеха. Когда нужно наречь имя младенцу, то, еще не называя его именем святого… но засветивши светильники и давши им различные названия, называют младенца именем того, который прогорит дольше всех, предполагая, что дитя оттого проживет долее… Говорить ли о перевязках, о погремушках, привешиваемых к руке, о красной пряже и о многом другом, доказывающем великое безумие, тогда как не следует возлагать на младенца ничего другого, кроме спасительного креста?.. Кормилицы и служанки берут в бане грязь и, обмакнув в нее палец, помазывают чело младенца; если кто спросит: „Что значит эта грязь, это брение?“ – то говорят: „Она предохраняет от дурного глаза, от зависти и ненависти“… Не стыдно ли вам, скажите мне? Если это делается у язычников, то нисколько не удивительно; а когда поклоняющиеся кресту, приобщающиеся неизреченных таинств и достигшие любомудрия держатся таких постыдных обычаев, – это достойно многих слез… Если кому это кажется маловажным, тот пусть знает, что это ведет к великому злу и что Павел не считал подобных предметов маловажными и не оставлял их без внимания».[1022] В среде христиан, современников святого отца, немало было таких, которые посещали иудейские синагоги, принимали участие в иудейских празднествах, соблюдали их посты и некоторые обряды.[1023] В обличение этих-то христиан иудействовавших и составлены Златоустом восемь Слов против иудеев.[1024] Но сравнительно с язычеством и иудейством еретичество, по мнению святого отца, было наиболее опасно для христиан; к нему он относился с большей строгостью и чаще возвращался в своих Беседах к его обличению.[1025] Как в Антиохии, так и в Константинополе Златоуст, подобно свв. Василию и Григорию, с неослабевающей энергией вооружался против распространенных в его время заблуждений ариан, македониан, аполлинариан, маркионитов, манихеев, новациан и других ересе учителей, в особенности находивших себе в то время приют в Константинополе.[1026] Лжеучение аномеев, представлявших, по выражению Пюэша, «крайнюю левую» [сторону] арианства,[1027] отвергавших не только единосущие, но и подобосущие Сына Божия Богу Отцу, как имевшее еще большую силу во дни Златоуста,[1028] опровергнуто им в двенадцати Словах против аномеев, в которых главным образом развиваются мысли о непостижимости существа Божия и единосущии Сына Божия с Богом Отцом.
Необходимо, впрочем, заметить, что св. Иоанн Златоуст по самому складу своего ума в противоположность Григорию Богослову мало интересовался теоретическими вопросами, а преимущественное внимание обращал на нравственное состояние своих пасомых.[1029] Оттого, по выражению преосвященного Филарета, и догматические его сочинения «дышат заботливостью о нравственном состоянии души».[1030] Оттого и его экзегетические Беседы заключают в себе не одно изъяснение священного текста, но и нравственные наставления применительно к потребностям слушателей; поэтому «каждая из толковательных Бесед его обыкновенно состоит из двух частей: в одной занимается он собственно объяснением текстов слова Божия, в другой – нравственным состоянием своих слушателей».[1031] Преосвященный Антоний (ныне архиепископ Волынский), заметив, что вообще «святоотеческая проповедь была экзегетическая более по форме, чем по содержанию», спрашивает: «По каким правилам экзегетики св. Иоанн Златоуст находит в толковании на Евангелие от Матфея место для описания современных ему событий и для вытекающих оттуда наставлений?» А догматико-полемический характер святоотеческих проповедей, по словам того же преосвященного Антония, «главным образом обуславливался жизненной необходимостью бороться с популярнейшими нападками еретиков на веру».[1032] Проповедей на отвлеченно-догматические темы в то время требовали от церковного оратора сами слушатели, как видим из 88-й Беседы Златоуста на Евангелие от Матфея.[1033]
Нравственно-обличительные проповеди Златоуста были направляемы прямо против господствовавших в его время пороков. Нужно заметить, что внешнее торжество христианства значительно понизило нравственный уровень членов Церкви Христовой: с этого времени пороки, которым предан был мир языческий, все более стали проникать в среду христианского общества,[1034] возраставшего количественно с большой быстротой. Проповедник восстает против крайней роскоши, которой преданы были как женщины, так и мужчины;[1035] в частности, он обличает тех франтов, которые заботу об изяществе и чистоте обуви простирали до того, что казалось, будто у них «центр человеческого достоинства перемещен с головы на ноги».[1036] «Поникши к земле, идет юноша, которому надлежало бы мудрствовать о небесном; тщеславится своими сапогами более, чем какой-нибудь важной заслугой: едва ступает по торжищу… боясь, как бы в ненастье не замарать сапоги грязью, а в летнее время не запылить… Сапоги сделаны для того, чтобы попирать ими грязь, навоз и всякую нечистоту на полу. Если это для тебя несносно, возьми повесь их на шею или положи на голову».[1037] С необыкновенной решительностью святитель вооружается против пристрастия христиан к языческим зрелищам, и в особенности против посещения театра в Великий Пяток.[1038] Он доказывает без всякого колебания, не делая никаких уступок и послаблений, что языческие зрелища небезопасны для нравственности христианина и что посещение театра в дни страданий Господа Иисуса Христа ни в каком случае недозволительно христианину и греховно.[1039] Против пьянства Златоуст, подобно св. Василию Великому, находит необходимым предостерегать свою паству в особенности в неделю Пасхи.[1040] Употребление клятвы было столь укоренившимся пороком, что Златоуст очень часто вынужден обращаться к его обличению; так, из двадцати одной «Беседы о статуях» большинство заканчивается увещанием не клясться.[1041]
В Константинополе главной заботой св. Иоанна было исправление нравов духовенства, преданного роскоши, корыстолюбию и другим грубым порокам; с особенной же силой он восстал против укоренившегося обычая сожительства безбрачных клириков с девственницами (δυνείσακτοι); обычай этот установился вследствие того, что благоустроенных женских монастырей в то время было очень мало и воспитанницы лиц духовных, нередко безбрачных, дававшие обет девства, продолжали и по достижении совершеннолетия жить у своих воспитателей. С этим обычаем, подававшим небезосновательные поводы к нареканиям вообще на все духовенство, ревностный пастырь считал своим долгом бороться, невзирая на недовольство и протесты обличаемых. Плодом этой ревности о чистоте нравов клира служат два Слова: «Слово к жившим вместе с девственницами» и «Слово к девственницам, жившим вместе с мужчинами».[1042]
Со своими обличениями св. Златоуст обращался
