class="p1">– Вот тут хорошего гарем от одного богатого паша. Ах, как его, этого паша? Забыл, как зовут. Старик… Вот тут, говорят, дюша мой, такого штучки есть, что – ах! (Карапет чмокнул свои пальцы.) От вашего Кавказ штучки есть.
– А съездить бы туда к саду и посмотреть через ограду? – спросил, маслено улыбнувшись, Николай Иванович. – Может быть, они там гуляют и их можно видеть?
– А из револьвер хочешь быть убит, как собака, дюша мой? Ну, тогда поезжай.
– Да неужели так строго?
– Пфу-у-у! – отдулся Карапет и махнул рукой.
Глафира Семеновна слушала и уже не бранилась больше, а пропускала все мимо ушей.
Пароход, приняв новых пассажиров, отходил от пристани.
Выпьем за Азию и Европу
С пристани на пароход вошел евнух. Это был старик с желтым, как лимон, пергаментным, безбородым лицом, в чалме, в халате, в свежих темно-желтых перчатках, с четками на руке и с зонтиком. Он поднялся на верхнюю палубу и сел недалеко от Глафиры Семеновны. От него так и несло духами.
– Хорошего кавалер… – отрекомендовал Карапет Глафире Семеновне.
Та ничего не отвечала и отвернулась.
– Евнух… – продолжал Карапет, обращаясь к Николаю Ивановичу.
– А с этим поговорить можно? – спросил тот улыбаясь. – Не воспрещается?
– Сколько хочешь, дюша мой.
– Ведь это из гарема?
– С гарем, с гарем, дюша мой, эфендим. Лошадей они любят. Большого у них удовольствие к лошадям. И вот, когда у нас бывает гулянье на Сладкого Вода… Речка тут такого за Константинополь есть и называется Сладкого Вода… Так вот там все евнухи на хорошего лошадях гулять приезжают.
– Хорошо бы порасспросить его про гарем и про разных штучек, – шепнул Николай Иванович Карапету улыбаясь.
– Не будет говорить, дюша мой. О, они важного птица!
– Евнухи-то?
– А ты думал как, дюша мой? Они большого жалованья теперь получают и даже так, что с каждого год все больше и больше.
– Отчего? За что же такой почет?
– Оттого что с каждого год их все меньше и меньше в Турция. Больше чем полковник жалованье получает!
Евнух, очевидно, проходя на верхнюю палубу, заказал себе кофе, потому что лишь только он уселся, как слуга в феске и полосатом переднике притащил ему чашку черного кофе на подносе и поставил перед ним на складной стул.
– Ах, так и сюда, на палубу, можно требовать угощение? – спросил Николай Иванович.
– Сколько хочешь, дюша мой, – отвечал Карапет.
– И коньячишки грешного подадут?
– Сколько хочешь, эфендим.
– А ты не хочешь ли выпить со мной?
– Скольки хочешь, дюша мой, эфендим! Карапет всегда хочет, – тихо засмеялся армянин, кивнул на Глафиру Семеновну и прибавил: – Но вот твоя сударыня- барыня…
– Что мне сударыня-барыня! – громко сказал Николай Иванович. – Надоела уж мне вся эта музыка. Едешь путешествовать – и никакого тебе удовольствия. Да на море и нельзя без выпивки, а то сейчас морская болезнь… Глафира Семеновна, матушка, мне не по себе что-то чувствуется. Ведь все-таки море… – обратился он к жене.
– Меньше бы винища трескал, – отрезала та.
– А я так думаю наоборот. Оттого мне и не по себе, что вот мы по морю едем, а я даже одной рюмки коньяку не выпил. В море все пьют. А то долго ли до греха? Я уж чувствую…
– Не смей! – возвысила голос супруга.
– Нет, друг мой, мне мое здоровье дороже. Наконец, я должен тебя охранять, а как я это сделаю, если захвораю?
– Николай Иваныч!
– Да уж кричи не кричи, а выпить надо. Я даже теперь от тебя и таиться не буду. Карапеша! Скомандуй-ка, чтобы нам пару коньячишек сюда…
– Николай Иванович, ты своим упорством можешь сделать то, что потом и не поправишь!
– Угрозы? О, матушка, слышал я это, и уж мне надоело! Понимаешь ты: я для здоровья, для здоровья, – подскочил к Глафире Семеновне супруг.
Карапет видел надвигающуюся грозу и колебался идти в буфет.
– Так ты хочешь коньяку, дюша мой? – спросил он.
– Постой! Мы к какому берегу теперь подъезжаем: к азиатскому или европейскому?
– К азиатский берег, дюша мой, к азиатский… Пристань Бейкос.
– Ну, так коньяк оставь. У азиатского берега надо выпить азиатского. Как эта-то турецкая-то выпивка называется? Ах да – мастика. Валяй мастики два сосудика.
Армянин побежал в буфет. Глафира Семеновна молчала. Она вынула из кармана носовой платок и подсунула его под вуаль. Очевидно, она плакала.
– Душечка, не стесняй ты моей свободы. Дай мне полечиться, – обратился к ней муж. – Ведь я тебя не стесняю, ни в чем не стесняю. Вон турки сидят… Поговори с ними и развлекись… Да вон и этот лимонный в чалме… – кивнул он на евнуха. – Может быть, он говорит по-французски… Поговори с ним: порасспроси его о турецких дамах… Об их жизни… Это так интересно.
– Мерзавец! – воскликнула Глафира Семеновна слезливым голосом.
Появились Карапет и буфетный слуга. Слуга нес на подносе две стопочки из толстого стекла, наполовину наполненные ликером. Тут же стояла тарелочка с маринованной морковью и петрушкой. Подъезжали к пристани Бейкос.
– За Азию! За здоровье Азии! – возгласил Николай Иванович, взяв рюмку с подноса, чокнулся с Карапетом, выпил и принялся закусывать морковью, беря ее с блюдечка пальцами, так как вилки не полагалось.
А пароход, высадив в Бейкосе пассажиров и взяв новых, отчалил уж от пристани и направился наискосок к европейскому берегу.
– В Европу теперь едем? – спросил Николай Иванович Карапета, уничтожающего маринованную петрушку.
– В Европу, дюша мой, – кивнул тот.
– Так вели этому виночерпию чего-нибудь европейского принести по рюмке. Нельзя же, в самом деле, Европу обидеть! Европа наша, родная. А то за Азию пили, а…
– О, дюша мой, эфендим, какого ты политического человек! – перебил Николая Ивановича Карапет. – Коньяку велеть?
– Да конечно же коньяку!
Армянин заговорил что-то по-турецки, приказывая слуге. Слуга приложил ладонь одной свободной руки к феске, к сердцу и скрылся с палубы.
– К какой пристани теперь подъезжаем? – спросил Николай Иванович армянина.
– О, самого знаменитого пристань, знаменитого места! Буюкдере. Тут все посланники живут и аристократы от дипломатический корпус. Здесь их дачи, и летом они все тут живут, – отвечал армянин.
– С особенным удовольствием выпью перед таким местом! – воскликнул Николай Иванович.
Евнух и Глафира
– Вот дворцы от посланники… Раз, два, три, четыре… Смотри на моя рука… – указывал Карапет Николаю Ивановичу на высокий европейский берег. – Это место, где дворцы от посланники, называется Терапия, дюша мой… Самый здоровы место, и за того тут немецки, французски, английски, итальянски посланников живут. Видишь, дюша мой, эфендим, какого красивого место!
– Вижу… – равнодушно отвечал Николай
