что требуется замена важной детали. Один за другим входят Кузнецов, Кунченко и Минаков. Руки, лица перемазаны чёрными полосами смазки. Они молча садятся за обеденный стол, не отвечая даже на самые «задиристые» замечания соседей.
Положение создалось серьёзное. Запасные части нам могут доставить с Большой земли, но… только на подскок. Посадка самолёта на нашу льдину, искорёженную летними таяниями и почти сплошь залитую водой, невозможна.
Мы долго обсуждали создавшееся положение и пришли к выводу, что остаётся только один выход – идти на подскок пешком. Правда, добраться до подскока будет нелегко. Путь к нему лежит через многочисленные трещины и разводья. Некоторые из них достигают ширины десятков метров. Их, конечно, можно переплыть на клиперботе. Но все понимают, что предприятие, затеянное нами, не из лёгких. План, предложенный Трёшниковым, состоит в следующем. Одна группа из восьми человек отправляется завтра же на подскок, а вторая, вспомогательная, сегодня вечером доставит всё необходимое на четыре километра от лагеря к кромке ледяного поля. Слова Трёшникова встречаются одобрительным гулом.
Неожиданно возникло непредвиденное затруднение. Для участия в экспедиции требуется лишь двенадцать человек, а хотят пойти все, причём каждый горячо старается доказать, что его присутствие крайне необходимо. Видя, что споры ни к чему не приведут, Алексей Фёдорович сам назначает состав участников, утешая «несчастливцев», что в следующий раз их кандидатуры будут первыми.
Механики вертолёта вместе с Комаровым отправились модернизировать клипербот, приспосабливая широкие полозья из кусков арктилита, чтобы его легче было перетаскивать по льду. Змачинский и я занялись подготовкой продовольствия на дорогу.
Однако природа облегчила нашу задачу. Бабенко, ходивший на разведку, обнаружил, что на южной оконечности льдины вода за последние дни спала, а под оставшимся пятнадцатисантиметровым слоем находится довольно ровный лёд. Мы поспешили использовать открывшуюся возможность и после детального осмотра согласились, что здесь можно будет построить аэродром. Необходимость в рискованном походе на подскок отпала.
31 июля
Участникам встречи с медведями эта история не прошла даром. Когда Бабенко вошёл под вечер в кают-компанию, первое, что бросилось ему в глаза, – оживлённая группа зимовщиков, столпившаяся у очередного номера стенной газеты. Заметив Лёшу, кто-то нарочито громко прочёл:
– «Фельетон «Удачная охота».
Лёша попытался состроить кислую мину, но не выдержал и весело расхохотался вместе со всеми. Уж он, как никто другой, умел ценить шутку.
1 августа
Ветры относят нашу льдину всё дальше и дальше на север. Скоро 89-й девятый градус.
Все сутками работают на аэродроме. В первую очередь необходимо освободить будущее лётное поле от воды.
Две партии по три человека, волоча за собой механические буры, начали с двух концов полосы сверлить лёд. Через каждые 20–30 метров проделываются бурки, и вода, шипя и булькая, устремляется в них, образуя водовороты, в которых мгновенно исчезают брошенные папиросные коробки, щепки и обрывки бумаги. Перо бура то и дело застревает в рыхлой ледяной массе, что вызывает едкие замечания в адрес ни в чём не повинного Миши Комарова.
Несколько других групп пешнями и лопатами пробивают во льду каналы, отводя часть воды в трещины. Работаем по колено в холодной воде. Перчатки, куртки, брюки – всё промокло насквозь. Но, подбадривая себя шутками, мы не останавливаемся ни на минуту.
Понемногу там, где расстилалась водная гладь, начинают выступать белые зернистые полосы высыхающего снега.
Но трудности ещё впереди. Вряд ли после того, как сойдёт вода, аэродром будет готов для приёма самолётов. Лёд вытаял неравномерно, и рубить да ровнять придётся немало часов.
1 августа над станцией прошёл самолёт ледовой разведки. На этот раз пакет с почтой угодил рядом с палатками, и мы снова пережили радостное волнение, читая письма из дому.
2–3 августа
Вода сошла, оставив кое-где небольшие лужи. Обнажились «лбы» – обтаявшие ледяные бугры, рытвины и выбоины. Лбы взрываются аммонитом, а осколки их тут же используются для заравнивания рытвин. Лязгая гусеницами, трактор движется по полю, сгребая бульдозером ледяное крошево и мокрый снег. Наконец Бабенко и Комаров – ответственные за ремонт поля – согласны дать добро на приём самолёта.
Правда, Михаил Семёнович, верный своему осторожному характеру, делает это с тысячью оговорок. Бабенко же без обиняков заявил:
– Пусть летит….
После установления прямой связи с Москвой среди нас появилось множество «специальных корреспондентов» различных газет и журналов. Писание статей превратилось в эпидемию, с которой, кажется, скоро придётся бороться, так как на них уходят короткие часы отдыха между авралами.
Литературная горячка привела к тому, что Курко и Разбаша окончательно завалили работой. Они даже забывают порой поливать свой огород, разведённый пару недель назад в ящике, прибитом под окном в радиорубке. А между тем уже потянулись к свету зелёные стрелы лука и чеснока, вьются по шпагату тонкие усы гороха. Это столь же удивительное зрелище, как и пуночки, чайки, утки над льдиной….
4 августа
К вечеру мы ждём прилёта Перова, впервые за три месяца принимая самолёт прямо на нашей льдине. Курко держит непрерывную связь с бортрадистом. Трудно разыскать затерянные в ледяных просторах маленькие станции. Нет внизу привычных глазу лётчика ориентиров: ни лесов, ни гор, ни железных дорог. Всюду – белое сверкающее пространство.
Но самолёт не собьётся с пути. Нажмёт Курко на телеграфный ключ, давая «привод», и чуткая рамочная антенна самолётного радиокомпаса немедленно повернётся в ту сторону, откуда несётся поток радиоволн.
Наконец самолёт, вынырнув из облаков, касается колёсами дорожки и, разбрызгивая успевшую скопиться воду, пробегает по полю, подпрыгивая на ледяных ухабах.
Виктор Михайлович Перов сразу же идёт осматривать полосу: взлететь с неё труднее, чем сесть.
Прилетевшего с Перовым инженера тут же похищают вертолётчики, которым не терпится начать ремонт.
5 августа
Пасмурно. В иллюминатор палатки видно, как Попков и Минаков настойчиво «ловят» солнце. Стоит капризному светилу только намекнуть на своё появление, как они опрометью кидаются к теодолиту. Николай Евдокимович приникает к окуляру, но разошедшееся было в одном месте облако, словно дразня, приоткрыло уголок солнца и, заклубившись, снова спрятало его в серую муть. Постояв так минут двадцать, оба медленно возвращаются в палатку, чтобы через некоторое время вновь стремглав бежать обратно. Второй день всё не удаётся определить координаты.
У гидрологов тоже неприятности: не успели опустить трос в океан, как оборвался груз и ушёл на дно.
Часов в шесть утра меня зовёт Алексей Фёдорович. Он сидит хмурый, чем-то явно расстроенный.
– У Жоры Пономаренко большое несчастье, – сдавленным голосом говорит он. – От Сомова телеграмма. Сообщает жена, что их дочка, двадцатитрёхлетняя Катя, ушла в море на яхте и не
