вернулась.
Как сообщить такую ужасную новость товарищу? Может быть, лучше подождать? Но связь теперь, как на грех, слишком хорошо работает, и он может неожиданно узнать об этом из чужого письма. Наконец решаем – скажем.
Володя пошёл за Жорой, а мы ждём в кают-компании. Входит Пономаренко и, подсевши к столу, вопросительно смотрит на Трёшникова.
– Понимаешь, Жора, – стараясь не волноваться, говорит Алексей Фёдорович, – дома у тебя не всё в порядке с дочкой.
Видно, что ему стоит большого труда договорить до конца. Лицо Пономаренко застывает, он понимает, что произошло что-то непоправимое. Я вижу, как сжимаются его узловатые руки, на которых набухли извилистые крупные вены. Он молчит, и только голова его медленно клонится вниз. Вдруг резким движением Пономаренко поднимается и выходит из кают-компании, направляясь к своему домику.
Мы сидим молча, переживая вместе с ним так неожиданно свалившееся горе.
Об этом узнают скоро все, и каждый старается даже говорить тише. Не слышно за обедом обычных шуток. Эта весть ещё более горька тем, что получена с Большой земли, оттуда, где меньше всего можно было ждать несчастья. Так на фронте боец, каждую минуту рискующий жизнью, теряет вдруг родного человека, находившегося, казалось бы, в полной безопасности.
У него ещё теплится надежда: а вдруг её найдут. Он берёт себя в руки и, стараясь быть как можно спокойнее, принимает участие в общем разговоре.
6 августа
Наконец вертолёт отремонтирован. Отказавшие детали заменены.
Бабенко поднял вертолёт в воздух и направился проведать подскок. Вместе с ним полетели Трёшников и Перов. Однако разведка разочаровала всех: подскок покрыт водой, а лёд под ней рыхл и ненадёжен. Вторая же запасная льдина разломилась на части.
Придётся совершенствовать наш аэродром.
Проводив самолёт, все возвратились к повседневным делам.
Пора опять проверить аварийные склады. Комаров предлагает это сделать на автомобиле. Михаил Семёнович садится за руль, и юркий ГАЗ-69, весело урча, несётся по льдине, подпрыгивая на ледяных ухабах, шелестя колёсами по бесчисленным снежницам.
Успели мы как раз вовремя. Ещё день – и всё бы снова очутилось в воде.
Вечером Канаки и Матвейчук рассказывают о предварительных результатах работ аэрологической и метеорологической групп. Дело привычное, но сегодня они оба волнуются, как школьники на экзамене: их сообщения записываются на магнитную плёнку, которая будет послана с первым же самолётом в Ленинград и прослушана на учёном совете Арктического института. Это новая, своеобразная форма научной связи с Большой землёй. Передовая техника и здесь помогает нам. После доклада Попков отметил на карте дрейфа последние координаты льдины: 88˚56' северной широты и 177˚46' западной долготы.
…Солнце катится по горизонту. Широкая блёклая, словно выцветшая, радуга упёрлась в лениво шевелящиеся торосы.
Полупрозрачные облака над нами окутали солнце белёсой кисеёй.
Где-то позвякивает железным кольцом о бочку брезент. Вдруг затрещит мотор, и снова тишина обволакивает спящий лагерь.
7–9 августа
Льёт дождь. Настоящий частый, осенний дождь. Небо беспросветно серое. Несмотря на непогоду, всё время работаем на аэродроме. Без устали бурим, спускаем воду, засыпаем снежницы.
10 августа
Ветер резко переменился. Нас гонит к полюсу. Сегодня мы перешагнули последнюю, 89-ю параллель. Из-за неожиданной перемены ветра разводья с северной стороны сразу увеличились, а на южную оконечность льда полезли соседние массивы. Горы торосов растут на глазах с протяжным хрипом, рушась, как карточные домики.
Высокий ледяной забор непрерывно колеблется. С коротким оханьем вдруг сваливается огромная глыба, и снова, скрипя, наползают на неё новые и новые.
С прилётом самолёта население нашего «посёлка» увеличилось ещё на одно живое существо, к радости Мамая и Блудного. Живая, весёлая сучка Дружба быстро освоилась с обстановкой, обследовала весь лагерь, перезнакомилась со всеми его жителями, вплоть до поросёнка, к которому проявила особенный интерес, попытавшись залезть в его ящик. Наконец она удобно расположилась на нартах с мотором, благосклонно принимая ухаживания собачьих кавалеров, которые пока ведут себя довольно мирно по отношению друг к другу.
11–12 августа
Опять снег, дождь, снег, дождь. Трещины широко разошлись, и на восточной окраине видна на полтора – два километра полоса открытой воды. Мелкие чёрные волны с плеском набегают «на берег», усиливая ощущение ненадёжности нашей «прочной» льдины.
Дрейф так стремителен, что можно без всяких приборов наблюдать, как соседняя с нами льдина с огромной грудой свеженавороченных торосов проплывает мимо. За день нас отнесло к востоку на целых восемь градусов. И мы уже так близки к полюсу, что один градус долготы равен всего двум – трём километрам. Цифра «восемь» пока звучит весьма внушительно. А ведь скоро настанет день, когда мы сумеем просто прогуливаться от меридиана к меридиану и даже перешагивать через несколько градусов сразу: меридианы всё теснее и теснее сходятся к «вершине» Северного полушария.
Под нами глубина – 1223 метра.
Это почти мель. И гидрологи, опустив трал, к которому Комаров приспособил специальные скребки, выудили много живности: тут и маленькие шершавые ракушки, и медузы, похожие на небольшие клочки слизи, и морские ежи – крохотные коричневые комочки, усыпанные хрупкими иголочками, и, наконец, три ярко-оранжевые морские звезды. Звёзды по размерам значительно уступают своим южным сородичам, но выглядят очень нарядно. К сожалению, через несколько минут они тускнеют, блекнут, теряя всю свою красоту.
…Василий Канаки сбрил бороду и появился в кают-компании неузнаваемо помолодевшим и похорошевшим. Это самый удобный и безобидный способ помолодеть: отпускать периодически бороду, а затем сбривать её. Но если ты и без того молод, тобою овладевает на зимовке противоположное стремление – хочется выглядеть старым морским волком. Вот юный Игорь Цигельницкий настойчиво держится за свою рыжеватую поросль, однако стариком, несмотря на все свои усилия, никак не становится, и на его розовощёком, девичьем лице борода выглядит наивно-театрально; это крайне огорчает Игоря, но ничего не поделаешь, приходится мужественно нести свой крест.
13 августа
Мы потрудились недаром. На этот раз Перов, посадив самолёт, остался доволен аэродромом. С самолётом к нам прибыли корреспондент «Последних известий по радио» Константин Ретинский, звукооператор Игорь Иванов и писатель Николай Михайлов. Гостям не терпится осмотреть лагерь. Они заходят в палатки, засыпают нас вопросами, пока ещё с опаской поглядывают в тёмные жерла гидрологических лунок. Хотя каждый прилёт гостей осложняет нашу работу и быт, мы всегда им очень рады и пытаемся сделать всё, чтобы гости не чувствовали себя неловко в непривычных условиях лагеря на льдине.
14 августа
Ретинский с утра приступил к работе. Из палатки гидрологов слышится неестественный, деревянный голос Шамонтьева. В жизни он никогда ещё так не говорил. У вертолётчиков
