поединок, и я, разведчик, очень ловко перехитрил себя — детектива. Это где же я взял реванш? Это случилось… Это вот где случилось…
— Вася, ты что, оглох? — крикнул Иван Иванович.
Теперь истопник стоял на лестнице, ведущей в котельную. Он был такого маленького роста, что даже не верилось, что это ему принадлежит густой, могучим голос.
Мало кто из ребят нашего дома мог похвастаться тем, что видел Ивана Ивановича собственными глазами. Он все время пропадал среди труб в котельной и потому редко попадался людям на глаза. Я и сам долгое время сомневался в том, что наш истопник — обычный человек из плоти и крови. Мне показалось, что в котельной хозяйничает невидимый дух и мы только слышим его голос.
— Вася, бегом! Они больше ждать не могут! — сказал истопник.
— Бегу! — отозвался слесарь и, вскочив на ноги, помчался в сторону котельной.
— Что там, Иваныч? Что-нибудь с континентом? — спросил он на бегу.
— «Континент, континент»! Течет в десятой квартире. Вот тебе и «континент»! — сурово передразнил истопник нашего Базиля Тихоновича и добавил: — Ты что, не знаешь хозяйку десятой квартиры? Уж она тебя пропесочит.
Сказав такое, Иван Иванович сошел в котельную, а следом за ним в подвале скрылся и слесарь.
— Интересно, когда же мы услышим про реванш? — спросил Яша мечтательно.
— Боюсь, что теперь уж никогда. Теперь он остынет. В общем, потеряет интерес, — ответил я, почему-то сердясь на Яшу.
— Я думаю, сегодня не надо играть. Сегодня у нас не получится, — сказал задумчиво Феликс.
Я посмотрел на него и подумал, что вот кто настоящий Мегрэ — такой же толстый и серьезный. Но раз он говорит, значит, знает, что у нас ничего не получится с игрой. Комиссару Мегрэ виднее…
— Ребята, это течет у нас. Вы что, забыли? Ведь я живу в десятой квартире, — сказала Зоя.
Только теперь мы спохватились, вспомнили, что в десятой квартире живет Зоя. А хозяйка — Зоина мать — самый строгий человек в нашем доме.
Глава седьмая,
в которой Базиль Тихонович вмешивается в военные действия
В субботу ко мне во дворе подошли представители Яшинезии и Феликсании и официально потребовали отдать им территорию между обеденным столом и прихожей. По их уверениям, Васьляндия владела этой территорией незаконно.
Феликсанию представлял, разумеется, Феликс. Эта страна лежала между стенами нашей маленькой комнаты.
От лица Яшинезии, раскинувшейся на кухне, выступал Яша.
Я был президентом великой Васьляндии, которая распростерлась по всей большой комнате.
— Сударь, мы больше не можем терпеть такую несправедливость! — сурово заявил премьер-министр Феликсании. — У вас двадцать метров квадратной площади. У нас всего шестнадцать, на два государства.
Яша — председатель совета министров Яшинезии кивнул, подтверждая слова своего союзника.
Я и сам знал, что это несправедливо. Поэтому мне не хотелось быть Васьляндией. Но ребята убедили меня, сказав, что Васьляндией могу быть только я, потому что у меня самая большая армия бумажных солдатиков. И если Васьляндией будет кто-то из них, то война просто не получится. Поэтому я вздохнул и спросил, чтобы еще усугубить конфликт:
— А вам завидно?
— Да, — сказал Феликс, становясь еще более суровым. — Поэтому извольте принять ультиматум: или вы делитесь территорией, или война. Ждем ответа в воскресенье до двенадцати часов.
Яша кивнул, присоединяясь к союзнику.
Я сказал, что подумаю над их наглыми претензиями, и в двенадцать часов дам ответ. После этого мы вернулись в свое прежнее состояние, то есть снова стали закадычными друзьями, и весело помчались в кино.
Утром я спросил бабушку, когда она терла мылом мои уши и шею, не доверившись мне самому:
— Бабушка, ты, наверно, очень любишь, когда в нашей квартире звенят жизнерадостные детские голоса, и тебе, наверно, ужас как этого недостает, правда?
— Значит, сегодня дом будет полон твоих друзей. Не так ли следует тебя понимать? — спросила бабушка в свою очередь.
— Немножко не так, — ответил я, болтаясь в ее руках, точно тряпичная игрушка. — Дом не совсем будет полон. Не до краев. Придут Феликс и Яша.
— А Зоя? Почему же сегодня ваш хор решил обойтись без ее восхитительного сопрано?
— О, у нее сегодня очень важные дела. У нее мама варит варенье.
— Что ж, пожалуй, и Феликса с Яшей достаточно. Вы и втроем перевернете все вверх дном. Да уж ладно, изолируюсь в маленькой комнате. Большой, надеюсь, вам хватит? — произнесла бабушка, с такой силой теребя мыльными пальцами мои уши, точно не сама же мыла их в прошлое воскресенье.
— Не, не угадала. Нам и маленькая нужна, — возразил я и быстро добавил, опережая бабушку: — И кухня тоже! Там у нас Яшинезия.
Иначе бы она сказала: «Такой, видать, у нас, бедных женщин, удел — весь век сидеть на кухне». И уж тогда бы у меня не повернулся язык, чтобы выпроводить ее и оттуда.
— Вот оно что: опять война! — испугалась бабушка. — Вы же в прошлое воскресенье заключили мир? Займитесь-ка лучше чем-нибудь серьезным. Послушайте серьезную музыку или вбейте, скажем, в стенку гвоздь.
— Бабушка, зачем тебе гвоздь? У нас уже все висит!
— Это не важно. Главное, заняться взрослым делом. Пора бы вам потихоньку взрослеть.
— Вот когда станем взрослыми, вот тогда… — завопил было я, выплевывая мыльную пену, потому что бабушка в это время терла мое лицо.
Но тут она сунула мою голову под кран. Потоки холодной воды хлынули мне в уши и в рот.
Во время завтрака я сказал будто между прочим:
— Еще несколько месяцев, и наступит зима. Будет холодно-холодно. И почему бы тебе, бабушка, не связать любимому внуку шерстяные носки?
Бабушка поставила чашку с чаем на стол, удивленно подняла брови.
— Господи, что случилось с любимым внуком? — спросила она. — Обычно измаешься, пока оденешь его. Он готов бегать по улице голым в самый лютый мороз. И вдруг им овладело беспокойство: как бы на зиму не остаться без носков. А до зимы еще, считай, семь месяцев.
— Взрослею, бабушка, взрослею, — сказал я, притворно вздохнув. — Уже становлюсь солидным. А взрослые что делают? Готовят сани летом.
— Ах вот как! — усмехнулась бабушка. — Тогда это похвально. Тогда я тебе доложу, чтобы ты знал свое хозяйство. В
