другое место. Уж как его ни уговаривали — и жильцы, и начальник конторы. Он заладил свое.
Бабушка посмотрела на наши понурые лица и добавила:
— Не надо расстраиваться. Пусть он идет к другим ребятам. Может, он и вправду там нужней.
Она потрепала ладонью Яшину голову и ушла в дом, а на смену ей тотчас, как в театре, вышел Вениамин. Великий Реалист тащил, сильно накренясь набок, тяжелый чемодан. За ним шла его мать и вытирала платком красные распухшие глаза.
— Мама, постой тут, — сказал Вениамин и, поставив чемодан на землю, подошел к нам.
— Вот уезжаю учиться, — буркнул он и, подумав, протянул руку. — Прощайте, что ли.
— А куда вы едете? — спросил осторожно Яша.
— В Томский политехнический институт, — сказал Вениамин, и глаза его повлажнели: он уже скучал по своей семье.
Мы невольно переглянулись. Мы знали точно, что на самом деле он скоро окажется в старинной Франции, и даже завидовали ему. Еще бы, впереди у него встреча с самим д’Артаньяном и его друзьями-мушкетерами.
Во двор в это время вкатило такси. Рядом с шофером сидел отец Вениамина — пожилой колобок — и указывал, где развернуться, где остановить машину.
— Ну ладно, — сказал Вениамин и пошел к чемодану.
— Ну и ну, он даже попрощался с нами, — протянул удивленно Яша.
— А что тут удивительного, — сказал Феликс. — Разве ты забыл, что говорил Базиль Тихоныч? Он же сказал, что Рошфор исправляется потихоньку.
Занявшись отъездом Вениамина, мы не заметили, как Базиль Тихонович вернулся в котельную, и увидели его уже выходящим во двор со своими вещами. Это случилось сразу после того, как укатило такси с Великим Реалистом.
Следом за слесарем шла Зоя, несла его книги, точно паж. За Зоей двигался дядя Вася. Он, как всегда, был очень важным, его гордо поднятый хвост реял точно плюмаж мушкетера. Но на этот раз в облике кота появилось и нечто новое: в его глазах мелькала хитрая усмешка. Это шествие замыкал управляющий нашей жилищной конторы и с чувством говорил:
— Режешь ты меня, Василий. Ну прямо без ножа.
А потом чуть ли не разом распахнулись окна нашего дома. Из окон высунулись жильцы.
— Базиль Тихоныч, может, вы передумаете? — крикнул отец Феликса.
— Вы думаете только о себе! — громко сказала Зоина мать.
— Базиль Тихоныч! Базиль Тихоныч! — закричали с укором остальные жильцы.
Но слесарь, который теперь уже не будет нашим, только грустно покачивал головой.
Возле нас Базиль Тихонович остановился, и мы крепко по очереди пожали его жесткую ладонь.
— Выше нос, витязи! — сказал слесарь, наконец улыбнувшись. — Может, и встретимся еще. Где-нибудь в океане или на Млечном Пути! Ну, дядя Вася, в дорогу!
Он пригнулся, и кот прыгнул на его плечо. Затем слесарь взял у Зои книги и пошагал со двора. Дядя Вася сидел к нам мордой. Они уже были почти у ворот, когда до меня вдруг донеслось:
— Здравствуй, Вася!
Я понял, что эти слова произнес кот. А дядя Вася впервые на наших глазах улыбнулся и сказал:
— Вася, прощай!
Примечания
1
Такие чересчур сильные выражения, как «небывалый», «храбрейший», «гениальный» и т. п., разумеется, принадлежат оставшемуся неизвестным автору, и читатель, конечно, уже догадался, что пересказчик не имеет к ним никакого отношения.
2
Парсеки — это то же самое, что кабельтовы в старой приключенческой литературе. Один парсек равен километру, только увеличенному в 9 460 000 000 000 раз и еще умноженному на 3,26.
