понимал, что все это значит, но чувствовал, как в нем поднимается страх перед чем-то неопределенным.
В то утро Лаурих вышел рано и по дороге встретил Томса. Тот торопливой рысью возвращался в Крапп на пони и остановился лишь на минутку, чтобы сбивчиво рассказать о волнениях в Зеленом Логе, чем поразил Лауриха до глубины души. Томс был молодым парнем, который при всей своей рассеянности каждый год в день зимнего солнцестояния показывал, надевая маску, выдающиеся артистические способности, в отличие от всех своих товарищей. Томс создавал невероятно жуткие маски, рядился в лохматые меха и, появляясь там, где его не ждали, хорошенько пугал своих жертв. Вот почему Лаурих принял рассказ Томса о стае небесных волков и призрачном чудище, появившемся в саду Гортензии Самтфус-Кремплинг, за глупую игру. Возможно, парень заключил пари, чтобы доказать, каким бессмысленным глупостям могут поверить наивные квендели.
Однако теперь, спустя пару часов после утренней встречи, в его доме сидела сама Гортензия и рассказывала такое, что выдумки Томса казались доброй шуткой. Лаурих и раньше видел Гортензию на приемах в поместье. Он не был с ней знаком, но точно знал, что столь уважаемая дама не склонна ни к экстравагантности, ни к преувеличениям. Он верил ей, и это побудило его действовать.
– Я поеду с вами в Зеленый Лог, господин Гизил, – обратился он к Моттифорду. – Йордис, Эмбла, пока меня не будет, вы поступите так, как не поступали в этом доме уже много лет: закроете ворота во дворе и задвинете засов, а сами скроетесь в доме. Гриндель присмотрит за вами до моего возвращения.
Дочь кивнула, глядя на него широко раскрытыми, полными страха глазами. Если ее отец всерьез воспринимает ужасы, которые они только что услышали, значит, и впрямь есть чему испугаться.
Лаурих словно прочитал ее мысли, и ему было больно видеть, как страдает его единственный ребенок.
– Просто на всякий случай, мой цветик, – попытался он смягчить свои наставления. – Наверняка все сразу прояснится, стоит доехать до Зеленого Лога. Ну а пока давай соблюдать осторожность. Я скоро вернусь.
Он уже собрался идти в конюшню, когда остальные тоже поднялись из-за стола и еще раз поблагодарили Йордис и Эмблу за дружеский прием. Девушка заверила их, что помогать ей в радость и что все обойдется, но испуганное выражение ее лица говорило об обратном.
– Надеюсь, вы найдете Бульриха дома, целым и невредимым, – робко сказала Эмбла на прощание. Она и представить себе не могла, каково это – потеряться в темноте.
Гортензия молча покачала головой и сжала руку Эмблы, после чего вышла из дома вместе с остальными. Она избегала смотреть на каминную полку, но на пороге все же ощутила взгляды зловещих масок.
К двери подъехал Лаурих на повозке, в которую он запряг двух крепких серых пони. Гизил Моттифорд помог сначала Гортензии, а затем Карлману и Звентибольду залезть в открытый фургон, где слева и справа стояли две скамьи. С тех пор как они вышли из дома, Биттерлинг не сводил глаз с Гринделя.
Тоби вскочил и закружил вокруг хозяина, с нарастающим волнением наблюдая за приближающимся отъездом. Но Гизил погладил Тоби по голове и указал ему на входную дверь. Маленький пес озадаченно переводил взгляд с Гизила на Грин-деля и обратно. Он не понимал, почему хозяин отсылает его прочь, а не берет с собой. Наконец, взгляд Гринделя подействовал на него ободряюще, и Тоби перешагнул порог следом за своим огромным другом, где их встретила Эмбла.
Едва собаки ушли, как Одилий свистнул, подзывая кота, и, конечно же, Райцкер выскочил из-под сдвоенных пней.
Старик Пфиффер посадил Рыжика в плетеную корзину, которую попросил у Йордис, и забрался с ней в повозку. Наконец, Моттифорд поднялся на кучерское место рядом с Лаурихом, взялся за поводья и вывел повозку на дорогу. Отдохнувшие пони перешли на бодрую рысь, и за ними с глухим стуком закрылись ворота.
Они уже давно миновали мост, когда позади что-то дважды гулко бухнуло – Йордис и Эмбла задвинули изнутри большие деревянные засовы. В последний раз такое случалось лишь во времена прадеда Лауриха, когда в лесу на дальнем берегу Сверлянки стало небезопасно из-за раненого кабана.
В любое другое утро квендели получили бы удовольствие от такой прогулки, хотя и в этот раз прокатились неплохо. Слева от них сквозь быстро проплывающие кусты на живой изгороди пробивался солнечный свет, а справа открывался вид на пойму реки, где первые редкие рощицы намекали на близость Колокольчикового леса. Прежде чем живописный пейзаж сменился частоколом серебристых буков и прогалинами зеленых полян, которые не имели ничего общего с жуткой темнотой Сумрачного леса, дорога постепенно пошла в гору, и пони немного сбавили ход.
Квендели молча думали каждый о своем. Гортензия, несмотря на все, что ожидало ее дома, размышляла лишь о том, что Бульрих потерян навсегда. Карлман задумался о том же, но еще тревожился о матери.
Звентибольд тем временем вспоминал один ночной кошмар за другим. Глядя на освещенную солнцем равнину, он видел непроглядную тьму, коварный туман, волков, могилы и снова тьму.
Старик Пфиффер почесывал шею Райцкера, вспоминая, что произошло с ним под землей, когда он уже не мог идти дальше, а Гортензия пришла ему на помощь. Но не только благодаря ей он возвращался в Зеленый Лог вместе с остальными. В этом он уже не сомневался и теперь пытался осмыслить и увязать воедино все то, что обрушилось на них этой ночью. Взгляд Одилия вдруг упал на сидевшего напротив Карлмана.
– Что это у тебя торчит из кармана? – спросил старик, наклонившись вперед. – Я об этой зелено-коричневой тряпке… Где ты ее взял? Дай-ка взглянуть.
Карлман вынырнул из своих размышлений и удивленно оглядел себя: действительно, из кармана его куртки выглядывал обрывок ткани. Это был лоскут, который застрял под дверью могильного склепа, а молодой квендель зачем-то прихватил его с собой.
– Эта тряпка застряла под дверью в подземную гробницу, – сказал он и вытащил пыльный обрывок из кармана.
Впервые взглянув на ткань при дневном свете, он хотел было передать ее старику Пфифферу, но вдруг вскрикнул, чем привлек к себе всеобщее внимание. Даже Лаурих, который, вопреки намерениям Гизила, взял в руки поводья, обернулся, чтобы узнать, в чем дело.
– Смотрите! – воскликнул Карлман, раскрасневшись, – так его поразило то, что он держал в руках. – Здесь пуговица, а сама тряпочка – из бархата, внутри коричневая, а снаружи зеленая. На пуговице выбит трилистник, смотрите сами! Вот я оттираю грязь, и она снова блестит… О, я узнаю эти пуговицы, ведь столько
