и никто, кроме регулярно навещавшего поместье инженера, не догадывался о вмонтированных в разных концах этого запущенного дома телекамерах. Вряд ли кому-то приходило в голову, что алхимические приспособления, закупленные Шоном на аукционе из подвалов шотландского замка — лишь декорация, скрывающая телеэкран, а впечатляющие метаморфозы жидкостей в змеевиках вызваны причинами не более сложными, чем примитивные опыты на школьных уроках.
Просто Маг и в затворничестве оставался прежде всего шоуменом, обожавшим мистификации и не жалевшим средств на представление, пусть даже для одного, но очень придирчивого зрителя — то есть для самого себя.
Здесь, в Голландии, ему понравилось дождливое небо и резкий ветер, несущий клочковатые облака, а следовательно, выигрывающие на этом фоне островерхие, в ребристой черепичной чешуе крыши. Именно так выглядел его миниатюрный замок: старым, заброшенным, таящим древние секреты в замысловатых переходах, башенках, высоких чердаках и необъятных подвалах. Никому не надо было знать, что перестраивался дом из комфортабельной современной виллы театральным художником, а собранные здесь антикварные предметы нидерландского быта скрывали новейшие технические достижения. В трапезной с огромным очагом и интерьером, скопированным с полотен «малых голландцев», можно было отыскать мощную теле-радиоаппаратуру, а в затейливых сооружениях с флюгерами на крыше прятались отличные антенны.
На Викторию, робко вошедшую в «лабораторию», Маг посмотрел строго и внимательно.
— Садись, сними очки и распусти волосы. Я не беседую с деловыми женщинами. Имидж «бизнес-фрау» не для тебя. Отвратительный костюм. Коротко оценил Шон темно-синий строгий пиджак из американского магазина. Раздеваться не обязательно. Постараюсь смотреть только на колени и то, что выше воротничка… Остальное домыслю.
Сам он, облаченный в свободное черное одеяние, выглядел весьма экзотически. Сильный загар сделал Шона похожим на индуса, если бы не пшеничный цвет выгоревших волос, волнами спадающих на плечи. Светло-карие глаза на темном лице казались янтарными и внимательно, как у кошки, приступившей к охоте. И эти глаза с интересом высматривали сложные комбинации в разложенном пасьянсе. Он не задавал вопросов и вел себя так, будто Виктория проделала весь этот путь, чтобы помолчать в его обществе.
— Ингмар, я хорошо усвоила твой первый урок и ни о чем не спрашиваю. Хотя от твоих ответов зависело бы многое. Возможно, я была бы менее настойчива, но ты сам вынуждаешь меня к прямоте: мне нужна твоя помощь. Моя сестра, та, которую я когда-то тайно подменяла, попала в затруднительное положение. Нет, Тони Браун не знает о моем визите. Я сама хочу сделать кое-что для нее, а именно — чудо. Единственный человек способный помочь в этом, — ты.
Виктория рассказала про затруднения Антонии и свою идею сделать программу, способную потрясти Америку.
— Конечно же, работать с тобой буду я. Но весь успех перечислится в фонд популярности А. Б. Поверь, это очень важно, а без тебя я ничего не смогу.
— Верно, Мечта, ты правильно рассудила… Но вот в чем дело. В сущности, Ингмара Шона уже нет. «Он покинул арену навсегда», как сообщили в моем творческом некрологе. Только зря доискивались доступных пониманию обывателя причин. У меня не было неудач, я не пережил кризиса, идеи слетались в мою голову, как осы на мед… Меня не оставляли преданные женщины и верные товарищи, никто не украл мое состояние, не оболгал мое имя… Мне просто стало скучно. — Ингмар оторвался от карт, решительно смел их в кучу и поднял глаза на гостью. — Э-э, ты не можешь знать, что такое настоящая скука — она дается избранным в расплату за дерзость и власть, пресыщение властью.
Я полагал, что найду решение своих проблем в древних верованиях, религиях, перелистал кучу философского хлама — и все равно остался один, путешествуя из XV века в XIV или XVIII, как граф Калиостро. Только «понарошку» — меняю дома, дышу пылью разных эпох, придумываю забавные «игрушки». Но тоска путешествует со мной, не приручаясь и не поддаваясь дрессировке.
Я рассказываю все это потому, что однажды сделал выбор, позвав тебя с собой. Ты правильно поступила, отказав. Мечта не спутница тоски.
— Я постоянно вспоминаю тебя, Ингмар. Частично я твое изделие, как та «золотая девочка» на пленке. Ты — это фантазия, энергия, волшебство — все то, что люди ищут в светлом круге манежа по эту, парадную сторону сверкающего занавеса… Сейчас мне можно проговориться — я выросла «в опилках», так говорят у нас в России про цирковых ребят. — Приоткрыв свою тайну, Виктория ожидала удивления, но Ингмар спокойно сказал:
— А я — немного словак, немного немец, а ещё шотландец и фин. Гремучая смесь. Один мой дед из этих мест. Мать — словачка, загулявшая во время войны с фашистским офицериком. После русской победы инвалид вернулся к Зденке, родилась моя старшая сестра, а потом уже, в 56 — я. Сестра безумна от рождения. Я — по призванию. Мой старик был отъявленным бабником, обрюхатив пол округи, он сбежал в другие края… Вот, пожалуй, и все, что неизвестно прессе и можно знать тебе.
Здесь я один со своей тоской, причудами и мельницами. Я покажу тебе крылатую стаю — мне привезли их со всей Европы. Есть XIII, XIV век, конечно же, отреставрированные и приведенные в рабочее состояние… Пошли, я хочу посмотреть, как взметнутся под ветром эти золотые волосы. — Ингмар поднялся, галантным жестом придворного танцора приглашая к прогулке гостью.
Он хорошо знал каждую из своих питомиц — её особенности, характер, норов, ласково гладя ладонями старые камни.
— Работает, старушка, трудится, — прищурив глаза, Ингмар следил за вращением огромных лопастей и вдруг, стараясь перекричать скрип и свист ветра, спросил: «Как, по-твоему, их можно любить?»
— Их нельзя не любить, они как живые — гигантские трудолюбивые мотыльки…
— А почему ты решила помочь Антонии и называешь её сестрой? — Они сели на кучу подсохшего ароматного сена. (Ингмар подстелил Виктории край своего необъятного балахона. — «Здесь водятся маленькие кусачие жучки. У тебя слишком тонкие колготки для сельских увеселений».)
— Мы обе вышли из рук одного мастера. Тебе не надо объяснять, как?
— «Как» ты не знаешь сама. А про Пигмалиона я слышал… Жаль, не довелось встретиться, ведь я уже наметил паломничество в «Каштаны», когда догадался про тебя… Но не рассчитал время… Жаль. — Ингмар рассеянно обрывал листки с увядающего цикория.
— Ты знал? — Викторию больше всего поразило упоминание «Каштанов».
— Уж тебе-то не следует удивляться соей осведомленности… Хотя я не сумел предугадать гибель Динстлера… Он тоже был заражен тоской, как расплатой за Дар… Видишь ли, Дар — это такая штука, которая обязательно призовет к ответу: а как же ты, избранный, распорядился
