Что же касается мамы с бабушкой… Цветов Арделии в Ледяном Логе, как сорняков — я смогу хоть каждый день за родными подглядывать. Это, конечно, не одно и то же: быть с ними рядом и наблюдать на расстоянии. Но, как говорится, на двух стульях не усидишь. Нужно было сделать выбор, и я выбрала Герхильда.
Оставалось всего ничего: по-быстрому спасти мужа от безумия, по-быстрому нейтрализовать ведьму-шантажистку, закинув её в клетку Фарадея для магов. Надеюсь, Элла не ошиблась и такие в подземельях замка действительно имеются. А потом… исповедоваться, каяться, казниться и надеяться, что у тальдена от моих откровений не снесёт крышу.
Если верить Блодейне, чего, конечно же, делать не стоило, у меня в запасе имелось не более двух дней. Но вполне вероятно, что и того меньше. Вот переживу эту ночь и с утра пораньше огорошу Его Великолепие. Прежде чем Скальде покинет спальню, чтобы целый месяц в неё не возвращаться, попрошу о свадебном подарке — аресте морканты.
Взгляд соскользнул на широкое, обрамлённое складками балдахина ложе, уже разобранное, и сердце застучало быстрее, что-то там вытанцовывая.
— Ваша Лучезарность, заплетём волосы в косу? — Наира потянулась за лентой, белеющей на столике у зеркала, чтобы вплести её в причёску, как будто не в кровать меня собирала, а на светский раут.
— Оставим распущенными, — легонько коснулась руки девушки, останавливая.
Вздрогнула, услышав за дверями знакомые шаги, тяжёлые, быстрые, которые бы не спутала ни с какими другими.
Тальден ещё не вошёл, а я уже знала, что это он. Чувствовала его собой. Всем своим телом, каждым крошечным миллиметром кожи. По которой забегали мурашки, стоило моему мужчине отразиться в зеркальной глади. Он задержался на пороге. В тёмных штанах, лёгкой рубашке, с волосами, ещё влажными, стянутыми в хвост. Воображение, опережая реальность, уже вовсю рисовало измятую постель и мужа, склоняющегося надо мной.
Страха, на удивление, не было. Я не боялась первой близости с любимым и вдруг поняла, что не боюсь и смерти. Странное чувство уверенности овладело мной: что Скальде ни за что не причинит мне боль.
Только не он.
— Можете идти, — отпустил служанок Герхильд.
И пока отпускал, смотрел на меня, а их, казалось, даже не замечал. Как будто отдал приказ гобелену или вон тому затканному золотыми розочками креслу.
Я тоже упустила момент, когда девушки исчезли. Только краем глаза уловила три тени, беззвучно скользнувшие к приоткрытым дверям и растворившиеся в темноте смежной комнаты.
А я растворялась в драконьих глазах, вобравших в себя всё тепло трепещущего над свечами пламени. Словно зачарованная, влекомая протянутой мне ладонью, сделала к любимому шаг. И оказалась в обжигающих, сильных руках.
— Леуэлла! Где тебя тагры носят?! Лживая ты тва… — Игрэйт осёкся, поняв, что чуть не сморозил, и зарычал глухо, не в силах справиться с яростью, раздиравшей его на куски.
От неё мутился рассудок, и перед глазами всё размывалось и блекло.
Неимоверных усилий стоило весь день держать себя в руках. Сначала на брачном пиру, где вероломный князь, тагров Ритерх, всего несколько недель назад клявшийся и божившийся, что почтёт за честь породниться с правителем Темнодолья, теперь клялся и божился в том же всем остальным драконам.
Мразь!
Сейчас огненный маг люто ненавидел всех Сольверов. Но особенно — эту шлюху, Фьярру, чуть ли не в ногах валявшуюся у Скальде. Только чтобы сделал её своей ари.
Мразь! Мразь! Мразь!
Всех их надо будет наказать!
Но сначала! Разобраться с жёнушкой кузена. Да побыстрее.
— Леуэлла! — нисколько не заботясь о том, что этот полный безумия рык могут услышать расположившиеся в соседних покоях гости, что есть мочи завопил Его Светлость.
Игрэйт не сомневался, Древняя его слышит. Наверняка крутится поблизости и втайне посмеивается над ним и его отчаянным бессилием.
— Не надоело глотку рвать? — Серебристый иней, как будто вправленный в полумрак, заискрился в спальне, приобретая очертания обманчиво хрупкой женской фигуры.
— Ты подвела меня. Опять! — Запрокинув голову, князь приложился губами к узкому горлышку бутылки. Пошатнулся, вытирая рукавом винные потёки на губах, и прошипел гневно: — Обещала, что Герхильд на ней не женится! И что?! Где он сейчас?! Развлекается с этой шлюхой!
От картин, что рисовало Огненному протравленное хмелем воображение — ненавистный кузен вжимает девчонку в простыни и проделывает с ней всё то, что сам Игрэйт был не прочь с ней проделать — хотелось крушить, ломать, бить.
Сжигать.
Испепелить к таграм собачьим весь императорский замок!
— Что поделаешь, — устроившись на краю стола и кокетливо закинув ногу на ногу, философски протянула Леуэлла. — У меня был отличный план. Но любовь, это бесполезное, иррациональное, а порой ещё и такое вредное чувство, победила на сей раз. Смирись, дракончик, и возвращайся летать над своим Темнодольем. Согласись, лучше такая дыра, чем никакой.
Игрэйту показалось, он ослышался. Чтобы богиня так просто сдалась? Та, которая кичилась своей изобретательностью и похвалялась тем, что никогда не проигрывает.
— Что значит победила? Ты должна сделать… — остервенело сжал горлышко бутылки. Не заметил, как порезался об осколки, и те вместе с каплями крови осыпались на ковёр. — Сделай с ней то же самое, что и с Мавеной. Заморозь дрянь, чтобы я мог потом плюнуть в заледеневшее личико Её Лучезарности!
— Не заинтересована, — дохнула на ногти снежная красавица, придирчиво их оглядывая, как будто это было единственное, что её сейчас волновало. — Вот совершенно не заинтересована.
— И как это понимать?
— Понимай, как есть: пусть живут себе долго и счастливо, рожают новых проклятых магов. Правят, — сделала ударение на последнем слове и ухмыльнулась, заметив, как лицо тальдена побелело от гнева.
— Я ведь призвал тебя…
— Помню, помню, — перебила богиня Хентебесира. — Призвал, кормил, лелеял и холил. Но мне надоело. Несколько жалких жизней — ничтожная плата за все мои для тебя старания. Особенно за смерть той, что уже точно станет Ледяному женой. Даже не сомневайся в этом, хороший мой. Иначе бы эти садовые экспонаты так не разорялись. Что-то они такое знают… Мёртвым открыто больше, чем нам: простым смертным и отвергнутым богам.
— Что ты хочешь, Леуэлла, за смерть девчонки?
Хрустальные фигурки над камином, затягиваясь изморозью, задрожали от громкого смеха богини. Хохоча, снежная дева запрокинула голову, так, что волосы серебряными змеями заскользили по тёмной столешнице.
— Мы уже это проходили, Игрэйт, а ты всё строишь из себя тупицу. — Леуэлла, продолжая посмеиваться, плавно подалась к магу и, постукивая по колену своими идеальными ноготками, сказала, искушая: — Шарлаховое сердце в обмен на Фьярру. Вернее, на её ледяную статую. Или я возвращаюсь поститься в пещеру, а ты уже сам тут разбирайся с Герхильдом.
