Отец рассказывал маленькому Аблыгериму, как это произошло. Воины пришли с Угры на измученных конях, бросив обозы. Многие были ранены, и потому, как только они добрались до степей, хан Ахмат распустил их всех по кочевьям. Он думал, что сам находится в безопасности. Что здесь, за Камнем, его не достанет ни русский Великий Князь, ни казачий аркан. Все мурзы увели свои поредевшие отряды на зимовья. Пал снег. В теплых юртах варили мясо и спали, отлеживаясь после страшного похода. В ставке хана было не более трех десятков мужчин, способных носить меч и кольчугу.
И вот этим-то воспользовался хан Ибак. Присоединив ногайцев, он ворвался в ставку Ахмата и зарезал его, как барана, вытащив полуголого на снег.
Новый тюменский властитель хан Ибак стал воевать со слабеющей Большой Ордой и заискивать перед Великим Князем Иваном III.
Потомки монгольских завоевателей приходили в Сибирь, на Пелым, как много лет назад на Русь, очень небольшим числом. Они были страшны, когда нападали и вели войну, им был страшен мир... Когда наступал мир, сразу становилось видно, как их немного. Да и сами воины быстро смешивались с коренным населением: их дети уж плохо помнили, что они потомки монголов, а внуки говорили по-кыпчакски и считали себя тобольцами.
Отец Аблыгерима говорил ему:
— У проклятых чингизидов есть общая болезнь: каждый из них думает, что он великий хан, и пытается восстановить Золотую Орду! И каждого — убивают!
Ибак не избежал ни общей болезни, ни общей участи. Он попытался объединить Сарай, Астрахань и Казань... Но его убила его собственная знать: восстали князья из рода Тайбуги.
Ханом стал Мамук. Он призвал ногайцев и опять пошел восстанавливать Золотую Орду. С помощью ногайцев он изгнал из Казани московского ставленника. Но смог удержать Казань только несколько месяцев. После чего убежал обратно в Тюмень.
Мамук доигрался! — говорил отец. — Но за его I луиость и злодейства пришлось отвечать другим людям.
Отец нынешнего Царя, Иван III, послал в Сибирь |мп> под водительством воевод: князя Семена Курбского, Петра Усатого и Василя Бражника Заболотского.
Он был очень умный, Великий Князь, — говорил отец. — Он собрал людей, привычных к холоду, которые знали дорогу в Сибирь через Печору. Почти дне тысячи воев с Двины, Ваги и Пинеги было в войске, тысяча триста человек из Устюга Великого, пятьсот человек из Усть-Выма и Вычегды, двести вятичей. Но кроме руси в войске было много татар из Арска, Камни... Были и остяки, которые шли воевать и карать своих братьев. Вот что наделал Мамук.
Когда русские приходили летом на лодьях, мы успевали уйти в тайгу. И тут они пришли зимой, на лыжах. От них не спасали ни снега, ни высокие горы! Они прошли через самые высокие горы и глубокие ущелья, там, откуда их никогда не ждали.
Их не останавливали ни морозы, ни вьюги, они шли с Севера и появлялись из заносов и ветра, как боги возмездия. Лыжная рать в четыре тысячи воинов была самым большим русским войском, которое когда-либо проходило Уральские горы. Они заняли более сорока укрепленных урочищ, пленили пятьдесят восемь князей... Полностью подчинили Югорскую землю, привели к присяге всех князей. Вплотную подошли к границам Сибирского ханства...
Наши шаманы и муллы молились день и ночь, приносили жертвы, все люди уходили и прятались в лесах... И хотя русская рать никого не казнила, мы очень боялись. Жертвы помогли — русские не только ушли, провоевав целую зиму, но почти сто лет не появлялись за Камнем...
Ханы правильно вели себя с Москвой. Не ходили на Русь через Камень. Но хану Едигеру пришлось воевать с Бухарой!
Сын бухарского правителя Муртазы, проклятый Кучум с гнилыми глазами, вторгся в Сибирь и привел башкирские, узбекские и ногайские отряды. Хорошо еще, что правитель Большой Ногайской орды покорился Москве. Тогда и Едигеру пришлось идти на поклон к Московскому Царю. Царь даже прислал своего посла. Но проклятый Кучум убил Едигера. И началось то, что никак не может остановиться...
Они вели разговоры с отцом так, чтобы никто их не слышал, и говорили только на языке манси, потому что Кучум везде разослал своих соглядатаев.
Никто не мог быть спокоен. Но самое страшное даже не это, а то, что проклятый Кучум всех хотел сделать мусульманами. То, что он убивал свою знать и казнил всех, кто ему сопротивлялся, — не касалось Пелымского царства, а вот то, что повсюду разъезжали бухарские муллы, — это была беда.
Они уничтожали капища, ломали столетних идолов и стыдно уродовали мужчин. Как ни покорны были остяки — все равно муллы Кучума не оставляли их в покое.
Пелымскому князю Аблыгериму, который сам был обрезан в детстве, удавалось отговариваться от приведения в ислам своих подданных тем, что после этой операции воины долгое время будут слабы, а он все время воюет с русскими.
Поэтому ему и пришлось несколько раз ходить за Уральские горы и жечь солеварни, штурмовать остроги русских воевод.
Конечно, эти походы приносили прибыль, но Аблыгерим прекрасно помнил, чем кончаются набеги на Русь.
— Они придут! Они обязательно придут! — говорил он своим мурзам и вождям племен и родов. — Они придут!
И наконец он услышал то, чего всегда боялся, — вестник пал на колени и прокричал:
— Они пришли! Они плывут!
— Стоять! — был приказ Аблыгерима, и послушные его воле, закаленные и опытные в боях воины стали крепким заслоном казачьим стругам.
У же в первом бою казаки с большим трудом смогли пробиться сквозь перегороженную лодками, укрепленную по берегам речную заставу. Под грохот пушек и пищалей казакам пришлось сходиться с воинами Аблыгерима врукопашную, поскольку они пушек не боялись — видели пушки и пищали в своих набегах на Пермь и Чердынь.
Аблыгерим сам командовал обороной. Умело расставлял воинов, рассаживал самых опытных и метких стрелков по деревьям, откуда они били стрелами в незащищенные ноги и кисти рук гребцов, — попасть сюда стрелою, пущенной с берега или даже с лодки, было невозможно: борта прикрывали.
Ермак оказался в невыгоднейшем положении: быстрая и узкая река тащила струги вниз — нужно было выгребать против течения, но тогда некому было стрелять. О том, чтобы тащить струги бечевой, не могло быть и речи — бурлаков мигом бы перебили лучники и арбалетчики. Разведка Аблыгерима следовала за казаками неотступно, и каждый казак был сосчитан.
Князь знал, сколько казаков на каждом струге, сколько пушек и пищалей, сколько рушниц, сколько арбалетов, с какой скоростью они могут стрелять.
Его приближенные скакали по всем окрестным стойбищам и под страхом смерти гнали всех способных носить оружие против казаков. Такого отпора и сопротивления Ермак не ожидал.
И все же струги ползли версту за верстой, почти в непрерывном бою приближаясь к Пелыму.
На подступах к главному укреплению Пелымского княжества струги напоролись на усиленную оборону. Река была перегорожена плотами, а за ними в лодках и на второй линии плотов густо сидели стрелки.
