Таким образом, можно со значительной степенью уверенности предположить, что Мать Сыра Земля, Мокошь и баба-яга являются не изначальными богинями наших далеких предков, а восходят к единому образу некогда всемогущей Великой богини-матери. Именно в связи с ней мы впервые можем уверенно говорить о понятии божества и, следовательно, именно с ней было связано одно из древнейших и сильнейших психических переживаний человечества. Эта могущественнейшая богиня была подательницей жизни и носительницей великой силы материнства, порождающей все и вся во Вселенной, но она же была и причина смерти. В ее власти было не только произрастание земной растительности и людей на нашей планете, равно как и круговорот вод, но и такие космические явления, как смена дня и ночи, солнце и планета Венера. В образе Великой богини в качестве единого нерасчлененного целого сливалось добро и зло, забота и ненависть, мудрость и безумие, зима и лето и, в конечном итоге, жизнь и смерть. Культ ее возник до начала обработки земли, но после возникновения земледелия она так же оказалась с ним связана достаточно тесным образом. С возникновением ткачества именно с этим ремеслом стали соотносить понятие судьбы и нити человеческой жизни, полноправной владычицей которой была Великая богиня. В ряде традиций после свержения Небесного охотника она узурпировала его функцию покровителя охоты и стала почитаться хозяйкой зверей. В других своих ипостасях она была богиней любви и хранительницей родового нравственного закона, определявшего жизнь общества.
К этому следует добавить, что для получения представления о действительном образе Великой богини, какой почитали ее некогда наши далекие предки, недостаточно просто механически сложить образы Матери Сырой Земли, Мокоши и бабы-яги. Все они уже являются ее «сниженными» вариантами эпохи патриархата, из которой и происходят наши сведения об этих богинях. Для представления истинного облика Великой богини эпохи матриархата нам следует не просто получить сумму известных нам впоследствии свойств и функций женских божеств, а воспринять всю эту совокупность характеристик на качественно более высоком уровне всеохватывающего и всевластного божества. Именно в такую всемогущую славянскую Великую богиню верили жившие близ Афона болгары. От такой богини не просто зависело все в нашем мире, более того – в какой-то мере она и была всем этим миром.
То чувство, которое испытывали к ней наши далекие предки в каменном веке, невозможно понять, если не иметь в виду, что посвященная ей религия давала ответ на два сильнейших переживания, связанных с началом и концом человеческой жизни. Уже с самого начала развития психоанализа ученые обратили внимание на т. н. травму рождения, которую О. Ранк, один из учеников Фрейда, рассматривал как ключевую. Действительно, каждый человек переживает сильнейшее потрясение, когда в момент рождения разрывается его связь с материнским организмом и он навсегда теряет райскую ситуацию внутриутробного существования, оказываясь в чуждом ему внешнем мире. Вряд ли приходится сомневаться, что это самое первое переживание оказывает подспудное мощное воздействие на всю последующую жизнь человека. Другим очень мощным переживанием является страх смерти, причудливо переплетающийся со стремлением к ней, причем последнее расценивается психоаналитиками как подсознательное стремление к возвращению в материнскую утробу. Фигура Великой богини впервые в истории дала людям возможность если не избавиться полностью, то, во всяком случае, смягчить одновременно оба эти чувства. Восприятие вселенной как тела богини, внутри которого находится и живет человек, в какой-то степени психологически компенсировало его родовую травму, частично снимая последствия переживаний от разрыва с матерью. Представление о смерти как возвращении в лоно Матери Земли для последующего рождения подобно растениям и травам безусловно смягчало страх смерти. Если последний впервые был преодолен образом Небесного охотника, ставшего архетипом умирающего и воскресающего бога, то одновременный ответ на важнейшие переживания, связанные с началом и концом жизни, был впервые дан образом всепорождающей, всеобъемлющей и всепоглощающей Великой богини. Очевидно, что этот величественнейший образ, равно как и связанные с ним сильнейшие религиозные и психологические переживания и привели к формированию в человеческой психике архетипа Матери и других женских образов.
Вся совокупность данных указывает, что период господства матриархальных представлений в религиозной жизни наших предков следует датировать каменным веком. Таким образом, можно утверждать, что истоки зафиксированных в Средневековье образов славянских языческих богинь имеют исключительно древние корни. Материальные свидетельства указывают как на древнейший культ змеи, впервые зафиксированный, если предложенная Ш. Коулсон датировка подтвердится, около 70 тысяч лет тому назад. Затем около 30 тысяч лет назад у человечества появилось антропоморфное изображение «Венер» палеолита, и, наконец, около 16 тысяч лет тому назад мы видим изображение лебедя. Хоть образ этой водоплавающей птицы предполагает существование представления о небесной обители душ, что в определенной степени является разрывом с предыдущими хтоническими матриархальными образами, однако и в трансформированном виде эти представления сохраняют предшествующую таинственную слитность противоположных начал. Как было показано выше, богиня, мировое древо, птица на его вершине и змея в его корнях могли рассматриваться не только как отдельные образы, но в своей совокупности как единое целое, в котором одна ипостась с легкостью переходила в другую, и, самое главное, каждая из них сохраняла неразрывную связь одновременно как с жизнью, так и со смертью. Сравнительная мифология также констатирует широкое географическое распространение у различных народов соответствующих сюжетов, что косвенно также свидетельствует о древности их зарождения. Расселение человечества в более северные широты рано или поздно привело к возникновению культа могучего тура, с которым столкнулись наши предки. Впоследствии, в 10—8 тысячелетиях тому назад были одомашнены бык и корова, что также нашло свое отражение в мифологии. Наконец, около 7 тысяч лет тому назад возникает прядение и ткачество, в результате чего появляется яркий образ нити человеческой судьбы и ткущих ее космических богинь. Таким образом, многие рассмотренные архетипы, не говоря уже об исходном архетипе Великой богини-матери, уходят своими корнями даже не в индоевропейскую, а в ностратическую общность, а в некоторых случаях можно говорить и об общечеловеческой общности.
Насколько мы можем судить, с течением времени и по мере развития различных сторон жизни общества, ипостаси Великой богини начали превращаться в образы отдельных богинь. Особенно интересным представляется образ Мокоши. Благодаря всестороннему анализу дошедшего до нас материала мы получили возможность существенно расширить наши знания об этой богине по сравнению с тем, что было известно предшествовавшим исследователям. Выяснилось, что она была связана не только с водой, прядением, рождением детей, но также с всемогущей судьбой, мировым древом, образом лебедя, словом и запечатленным в этом слове мудростью, городской общиной и властью. Связь Мокоши с водоплавающей птицей позволила нам датировать возникновение этого образа, который через литературу Древней Руси и народный фольклор дошел практически до наших дней, запечатленный гением А.С. Пушкина. С другой стороны, изучение происхождения культа Мокоши показало сначала тесные связи славян с индоиранским миром, а в более поздний период в очередной раз подтвердило тесные связи новгородских словен с западными славянами. Последние контакты возникли в период, предшествовавший призванию варягов, образованию Древнерусского государства и проливают свет на этот исключительно важный и более чем спорный период русской истории.
