Следует иметь в виду, что почти все эти исторически зафиксированные примеры имели место уже в эпоху патриархата, когда женщин поневоле сдерживала главенствующая роль мужчин как в обществе, так и в сфере религиозно-этических представлений. Что же было в эпоху господства матриархата, когда в руках у женщин находилась власть, как в обществе, так и в религиозной сфере и отсутствовали какие-либо сдерживающие их ограничения? Очевидно, что в период господства полуобезумевших жриц, особенно в период обострения у них психических расстройств, в обществе царил ужас, которому, как казалось, не будет конца.
Отечественная фольклорная традиция описывает это как кромешную тьму. Так, например, в сказке про Ивана Попялова говорится: «В том царстве, где жив Иван, не было дня, а все ночь; ета зрабив змей», а когда «убили таго змея, взяли змееву галаву, и, пришовши к яго хате, яны (братья-змееборцы. – М.С.) разламили галову – и став белый свет па всяму царству»937. В белорусской сказке «Удовин сын» главный герой, узнав, что в погоню за ним собирается мать змеев, выпускает на небо солнце, месяц и звезды: «А то на сто восемдзесят годов было затменiе, што ня видзев нихто ни сонца, ни месика у вочи, затым што Чудо-Юда зняв их з неба и завладав»938. Таким образом, власть змея и, соответственно, всевластие жриц воспринимались народным сознанием как тотальная тьма, причем ее исключительная продолжительность свидетельствует, что здесь имелась в виду тьма не только физическая, но и духовная. Однако устремленный к свету дух наших предков не хотел жить во тьме и в конце концов героическое мужское начало восстало против этой клики злобных фурий. Пришедший Герой сразил змея, этого зримого символа власти жриц. Однако в целом ряде отечественных преданий говорится, что после этого за ним в погоню пускается мать змеев, гигантский вид которой наводит ужас. С этой темной ипостасью Великой богини невозможно сражаться, и пустившийся в бегство Герой находит от нее спасение в кузнице божественного кузнеца. И только небесный бог оказался способен обуздать стремящееся поглотить людей темное женское начало, но это была уже другая история.
Заключение
Приведенный в этой книге материал показывает, что у наших далеких предков еще в Средневековье существовал целый ряд женских мифологических образов: Матери Сырой Земли, Мокоши, Зари-Заряницы, рожаниц и бабы-яги. Поскольку, как показало наше исследование, рожаницы были достаточно тесно связаны с Мокошью, а Заря-Заряница тождественна ей, то мы можем говорить о трех основных богинях древнерусского язычества. Каждый из этих образов по-своему отражал ту или иную сторону женского божественного начала. О том, что подобное разделение не является случайным результатом дошедших до наших дней разрозненных свидетельств, говорят и данные древнечешской традиции, в которой на «сниженном» уровне трех вещих сестер-жриц воспроизводится примерно такая же схема. Имена дочерей Крока, старшую из которых звали Кази, вторую – Тэтка, и младшую – Либуше, достаточно прозрачны и «говорящи». Исследователи отмечают, что имя первой образовано от глагола казнить, имя третьей – от глагола любить, в то время как имя средней обозначает тетку, старшую родственницу-женщину. Из этого вытекает следующий вывод: «Имена двух старших сестер суть социокультурные функции – старшая связана со смертью и загробным миром, средняя покровительствует «своему» роду и семейным отношениям…»939, а младшая покровительствует любви. Очевидно, что в своей совокупности имена трех сестер отражали совокупность основных функций Великой богини в чешском язычестве. На основании этой этимологии с определенными оговорками казнящая Кази может быть соотнесена с отечественной бабой-ягой, Тэтка – с Матерью Сырой Землей, а Либуша – с богиней любви Мокошью. Сохранение подобной схемы в Средневековье как у восточных, так и у западных славян дает нам основание относить ее возникновение как минимум к эпохе славянской общности.
Однако, наряду с выраженной тенденцией к разделению основных функций между главными богинями, мы видим и многочисленные примеры взаимного пересечения тех или иных черт у женских мифологических персонажей. Хоть изначальной сферой Матери Сырой Земли и является земное плодородие, обеспечивающее жизнь людям и животным, однако она и в буквальном смысле этого слова является Матерью для живущих на ней людей, принимая их после смерти в свое лоно, бывшее также загробным миром, и, через какой-то промежуток, возрождая их вновь подобно травам и деревьям. Более того: как всеобщая Мать, она является хранительницей нравственного закона, по которому живут ее дети. Мокошь не только связана с животворящими водами и является богиней любви, но также помогает рожаницам разрешиться от бремени, может определять срок человеческой жизни и посмертную судьбу, может даже нести смерть нарушителям запретов. При этом она также связана и с плодородием, и с прядением, и с деревом, и с планетой Венерой, и со словом и мудростью, и с лебедем, и с устройством общества. С другой стороны, баба-яга – это не только мир смерти, но она также связана и с земледелием, и с чередованием дня и ночи, и с прядением, и даже фигурирует в любовном заговоре. Таким образом, наряду с явно выраженной тенденцией к закреплению за той или иной богиней основной сферы ее деятельности, сохраняется множество случаев взаимного пересечения их функций, полиформенность женских мифологических персонажей и их несводимость к какой-либо одной догматически жестко очерченной функции. Аналогичную картину мы видим и на уровне «низшей» мифологии, где русалки одновременно связаны и с водой, и с деревьями, и с плодородием полей, и с прядением, и с миром смерти, и с соблюдением установленных норм. Данный пример показывает, что подобная многоплановость образа не ошибка, а правило, обусловленное тем, что, в отличие от монотеистических религий, язычество не знало фиксированной кодификации образов, в ходе которого более или менее последовательно исключалось все, что не соответствовало представлениям жречества о характере божества, и вырабатывалась единая, обязательная для всех верующих догма.
Отмеченное взаимопересечение различных функций и атрибутов может быть объяснено двумя способами: 1) изначально образы богинь принципиально отличались друг от друга, но с течением времени определенные свойства одного божества стали переноситься на другое на том основании, что все они являются женскими мифологическими персонажами; 2) первоначально существовал один исходный всеохватывающий женский персонаж, различные ипостаси которого постепенно стали восприниматься как отдельные богини, каждая из которых в большей или меньшей степени «унаследовала» от своего первообраза большую часть его характеристик, из которых одни стали для нее главными, а другие – второстепенными. Данные археологии, сравнительной мифологии, психологии, и, наконец, прямые свидетельства письменных источников говорят в пользу второго объяснения. Во второй главе уже были приведены данные античных и средневековых авторов о существовании у различных индоевропейских народов, в том числе и у славян, всеобъемлющего образа Великой богини. Археологические данные позволяют хотя бы примерно определить время возникновения этого образа. Данные сравнительной мифологии также говорят в пользу постепенного расщепления первоначального образа. Так, например, в одной шотландской легенде говорится о том, что в течение трех зимних месяцев на земле господствует злая одноглазая богиня Кайлеах, представляемая в виде «старой женщины». Она держит в плену добрую Бригит, которая является покровительницей урожая, браков и рожаниц, которую, в конечном итоге, освобождает рыцарь на белом коне. Однако в другом варианте легенды Кайлеах и Бригит это одно и то же лицо, просто в канун весны «старая женщина» превращается в молодую. В Ирландии Бригит ассоциировалась с Ану или Дану, а другая ее ипостась Черная Аннис требовала себе человеческих жертв. Предполагается, что первоначально Кайлеах почиталась предками шотландцев как высшее божество и первоматерь мира. Такой же двойственный характер носит и германская богиня плодородия и смерти Хольда, являющаяся одновременно и благой, и злой940. Аналогичные представления существовали и у многих народов. Так, например, мордва обычно представляла Волгу-Рававу в виде красивой девушки, однако в ряде случаев она описывалась и в облике старухи со страшными большими зубами и большими глазами941. Детальное исследование древнегреческой мифологии показывает первоначальное взаимное пересечение функций и весьма тесную связь богини любви Афродиты и помогающей рожаницам Илифии, последней и богини-охотницы Артемиды, Афродиты и определяющих людскую судьбу мойр, мойр и карающих за преступления эриний. Однако и в греческой мифологии с течением времени в каждом из этих образов становилась доминирующей какая-либо одна черта или сфера деятельности, способствовавшая все большему отличию между собой этих мифологических персонажей.
