отдали себя в руки судьбы, покорно и безропотно делали все, что им приказывали немецкие «фюреры», а больше всего были озабочены мыслью о сохранении собственной шкуры. Но единомышленники Оника, Парваняна и Гарника были людьми другой породы. Они не мыслили жизни без свободы, они помнили о советской родине и мечтали сполна расплатиться с врагом. Подпольный комитет продолжал действовать, собирая вокруг себя новые силы.
«Ни один армянин не должен с оружием в руках идти против советской родины! Изменников ждет расплата»! — эта короткая листовка подпольного комитета была известна многим.
Колонна въехала в Пулаву к полудню. Армяне были размещены в бараках, огороженных, как обычно, колючей проволокой. Новичков сразу окружили пленные, прибывшие в лагерь на несколько дней раньше и именовавшиеся теперь солдатами легиона. Одни из них были одеты во французскую военную форму, другие в немецкую.
Выпрыгнув из кузова на землю, Оник ухватил за рукав какого-то парня.
Парень был из Ленинакана, звали его Липоритом.
Оник был рад встретить земляка.
— Послушай, Липо, что это за фасон? Насколько я смыслю в истории, армяне никогда не щеголяли в таких нарядах…
— Это французская форма, — объяснил Липорит.
— Французская? Ты разве не в армянской части?
— Эту форму выдали в лагере, здесь обещают сменить на немецкую.
— А почему немецкую? Почему не национальную? Ведь Армению будем освобождать?..
Липорит растерянно оглянулся, видимо, надеясь, что кто-нибудь из стоящих поблизости поможет ему ответить на вопрос. Сам он наверняка не задумывался над этим.
Новоприбывшим было велено идти в барак. Оник настроился на веселый лад. Вокруг него столпились слушатели.
— В лагере, братцы, никак не могли подобрать на меня форму. Только вот шапку и ремень дали. А гимнастерка у меня тоже французская. Брюки, кажется, голландские. Ботинки польские. Винтовки, говорят, дадут русские. Только кричать велят по-армянски: «Да здравствует свободная Армения!»
Слушатели весело хохочут. А Оник продолжает балагурить:
— Уже прохудились мои европейские ботинки. Пойду к командиру, встану, как аист, на одну ногу. «Извините, левая у меня вышла из строя. В сторону смотрит!..»
Сопровождаемый слушателями, он двинулся к своему бараку. Навстречу ему шел армянин с капитанскими погонами на плечах.
— Почему не отдаешь честь? — заорал он.
Оник нехотя поднес руку к шапке.
— Не заметил вас, господин капитан.
— Обязан замечать!
— Слушаюсь!.. Извините, ботинок у меня дырявый. Приходится под ноги больше глядеть.
— Ты! — резко оборвал его побагровевший капитан. — Иди и поменьше болтай, а не то смотри у меня!
— Слушаюсь!..
Вечером они встретились снова. Капитан Мелик-Бабаян и немецкий лейтенант Фукс по одному вызывали новичков к себе, чтобы выяснить их военную специальность. Увидев Оника, Мелик-Бабаян решил пошутить:
— Ну, как ботинки?
— Ничего, господин капитан, обойдусь авось. Видно, не зря в детстве много бегал босиком.
— Да, но ведь ты теперь солдат?..
— Так вы пошлите меня на кухню, шеф-поваром.
— Армянские обеды можешь готовить?
— Еще как! Плов с цыпленком, кюфта, долма, шашлык. Только мясо здесь не то, господин капитан. Настоящий шашлык можно приготовить лишь из барашка горы Арагац. Какой аромат, вай-вай!..
Густые усы Мелик-Бабаяна распушились от удовольствия. Давно он не беседовал с таким чудаком. Он перевел Фуксу слова Оника. Лейтенант тоже расхохотался.
— Баран есть баран, — развеселился офицер. — Почему тебе надо обязательно барана с Арагаца?
— Нет, господин капитан, баран барану рознь. Я деревенский житель, и это дело хорошо понимаю.
— Собак любишь? — неожиданно спросил Мелик-Бабаян.
Оник помедлил с ответом. Почему-то вспомнилась ему овчарка Пауля Польмана.
— Собака — сторож стада. Как может крестьянин не любить собаку?
— Так ты говоришь, что ты и пастух, и повар, и лекарь?..
— Так точно, господин капитан. Что делать! Жизнь научит всякому ремеслу.
Фукс взглянул на часы, — Оник отнял у них много времени, и Мелик-Бабаян решил:
— Ладно, иди! Будешь моим денщиком.
— Ну что ж!.. Все равно. Работа есть работа. Поваром, конечно, было бы лучше, но если уж я вам так приглянулся…
Вслед за Оником к капитану вошел Гарник. Он тоже оставался долго в канцелярии и вернулся совсем удрученным. Оник отвел его в сторону:
— Что стряслось?
К ним подошел Парванян — он разыскивал Оника.
— Подожди малость, с Гарником что-то приключилось. Ну, рассказывай!..
— Они узнали, что я был радистом и умею говорить по-немецки. Решили отправить в школу командиров.
— Ко-ман-диров? — протянул Оник. — Стало быть, опять расставаться? Нет, погоди, выручим как-нибудь. Я ж теперь правая рука капитана. Уговорю его, может.
— А, может быть, стоит? — сказал Парванян. — Мы должны повсюду иметь своих людей. Как командир он будет нам очень полезен.
— Нет, лучше уж я поговорю с Мелик-Бабаяном, скажу, что ты мне двоюродный брат, что не могу без тебя…
Парванян усмехнулся.
— Погоди! Сначала сам сумей войти в доверие, потом уж обещай свои милости.
— Ты думаешь, я шучу? Ей-богу…
— Помолчи! — отвердевшим голосом заговорил Парванян. — Я повторяю: ты, Гарник, должен согласиться с этим предложением. Разве не ясно, что командир может для нашего дела сделать больше, чем рядовой солдат? И даже денщик — да, да, Оник!.. Мы от имени комитета обяжем Гарника пойти в эту школу. Все!..
2
Оника зачислили в штабную роту. Одновременно он обслуживал Мелик-Бабаяна. У капитана была немецкая овчарка, за которой надо было ухаживать. Оник убирал его комнату, ходил за обедом, выполнял разные поручения. Все это он делал хорошо, и быстро завоевал расположение Мелик-Бабаяна.
Однажды Оник принес для него из офицерской столовой обед. Поставив все на стол, он хотел уйти.
— А где водка? — остановил его капитан.
— Водка? Извините, но вам лучше не пить, господин капитан. Я вижу, как вы задыхаетесь… сердце у вас неважное…
— Давай, давай сюда! Не болтай попусту! Сорок лет пью — никогда не вредила.
— Оник принес бутылку и, наливая стакан, прикинулся огорченным и даже сердитым:
— Нельзя пить, если плохо работает сердце!..
Капитан опустошил стакан до дна, закусил и вытер усы.
— А ты, Оник, кажется, хороший парень! Я не думал, что среди большевиков есть такие.
— Есть и получше меня, господин капитан!.. Только я не большевик.
— Не большевик? Вы все это говорите. Но ты думаешь, что я так наивен, что не различу большевика? Я их знаю! В семнадцатом году едва ноги от вас уволок.
— Из Армении бежали, господин капитан?
— Какая там Армения! — из Питера. Я в армии до штабс-капитана успел тогда дослужиться, понял?
Мелик-Бабаян опорожнил еще стакан и прищурился.
— Не понравились мне большевики! Если бы не убежал, наверняка повесили бы вниз головой.
— Многие остались, господин капитан, и ничего не случилось.
— Да, только угнали в Сибирь.
— А некоторые генералами стали…
Мелик-Бабаян поднял на него
