накопленный с годами запас теоретических знаний и результатов бурно развивающейся генной инженерии актиномицетов для увеличения антибиотической продуктивности промышленных продуцентов. При этом удавалось открывать новые феномены, регулирующие активность функционирования генов, контролирующих синтез антибиотиков. Правда, в конце своей деятельности в институте, когда, казалось, железный занавес открылся и появились зачатки свободной жизни, наша теоретическая наука стала снова стремительно двигаться к своему упадку. Я даже ощущала впереди полный тупик в своей дальнейшей работе, подумывая уйти в консультанты.
В последний раз отдыхаем втроем под Москвой, 1990 г. Лёня, Аня и я, Н. Л., в пансионате Звенигородский. В следующем году я отвезу Анечку в Америку к её маме Ольге, которая уже работает в г. Бостоне с 1989 г.
Последние денечки вчетвером в нашей любимой Московской квартире. Я (Н. Л.), мой муж Лёня, Анечка, которая дружит с моей тётей Валентиной Григорьевной Ломовской. Она, выйдя на пенсию, живёт у нас, хотя много лет работала и жила в г. Великие Луки. Там весь город знал её как прекрасного, «от бога», врача-рентгенолога и диагноста.
Только в 2015 году мне (Н. Л.) удалось сдать довольно значительную часть чудом сохранившихся документов моей семьи в архив Гуверского Института Войны, Революции и Мира при Стэнфордском университете. Этот архив считается самым крупным и престижным в Америке. Он был основан в 1919 г. Какие только ценности в нём не хранятся! А вот и фотография башни (Hoover Tower) здания, в котором размещается этот архив. Можно подняться на вершину башни, откуда открывается вид на много километров вокруг.
Глава 25
Последние московские денёчки
Вернусь к 1989 году. Анечка, наша внучка, учится в английской школе рядом с нашим домом, живет у нас, а конец недели проводит с Олей, которая живет рядом с нами в квартире моих родителей. Папа тоже уже живет с нами после первого инсульта, обитает в кабинете с большим письменным столом и телевизором. Он ждет, когда ему пришлют оттиски его последней статьи, опубликованной в журнале Генетика, и составляет список своих коллег, которым он может их послать. Наша спальня перегорожена шкафом, и Анечка спит на нашей половине.
Оля продолжает искать работу заграницей. Сергей Миркин, с которым Оля работала несколько лет в лаборатории Р. Б. Хесина уже уехал в Америку. Во второй половине 1989 года от него приходит сообщение, что он посоветовал Киму Льюису, который работает в Массачусетском институте технологии (MIT) взять Олю в качестве сотрудника, стажирующегося после защиты кандидатской диссертации. Ким Льюис (в «прошлой» жизни Алексей Глаголев) родился в Америке, потом долгие годы жил с матерью, учился и работал в России. В 80-е годы как американский гражданин уехал в Америку. Еще работая в России, приобрел мировую известность и был принят в MIT на должность заведующего лабораторией. Я в это время собиралась ехать в Америку на симпозиум по генетике актиномицетов (ISBA), куда меня пригласили. Разрешения на поездку из министерства микробиологической промышленности, которому принадлежал наш институт, пока нет. В. Г. Дебабов при очередной встрече с министром затронул этот вопрос. Министр спросил, зачем посылать эту старуху одну в Америку?
Дебабов ответил вопросом на вопрос: «Что же Вы считаете себя и меня стариками?» Разрешение было дано. Потом почему-то до последнего момента не было американской визы. Не помню кто, может быть, Джон Калом, англичанин, работавший в Германии, был в то время с коротким визитом в нашей лаборатории. Он связался с Госдепартаментом США, и ему ответили, что сейчас у них нет на месте сотрудников, которые оформляют визы. Его удивление возымело действие, визу выдали, и я улетела, правда, с опозданием.
Симпозиум проходил на горном курорте под Денвером, штат Колорадо. В. Нью-Йорке пересела на самолет, который почти 6 часов летел до Денвера. Моим соседом оказался молодой американец, который каждую неделю летал из Денвера в самые разные концы Америки. Время в пути прошло быстро, он рассказывал, я кивала. Не знаю, что бы я делала без моего соседа, было уже очень поздно. Он вызвался отвезти меня в горный поселок, где проходила конференция. Сам он жил там неподолёку. В общем, часа в два ночи я была в гостинице. Брони на номер у меня не было, т. к. валюту заранее командированным не выдавали. Вышел заспанный член Оргкомитета конференции Мёрвин Биб, мой английский коллега и друг. Сердечно поздоровались, и меня поселили. Марк Батнер выступил с обоснованием работы по изучению устойчивости штамма S.coelicolor A(3)2 к фагу phiC31, и мне пришлось прямо из зала делать дополнения к его сообщению.
Впоследствии я сама убедилась, как трудно рассказывать об этом неподготовленной аудитории. У меня оставалось пара дней до возвращения в Москву, и меня пригласили сделать доклад на фирме Илай-Лили в г. Индианополисе, штат Индиана. На полученный гонорар уже в Филадельфии я купила проигрыватель (плейер) для просмотра видеофильмов. В. Филадельфию мы полетели вместе с Джейн Вестфелинг, я пару дней гостила в ее большом доме, посетила ее лабораторию в университете, куда мы пришли вместе с ее собакой, которую она не хотела оставлять на весь долгий рабочий день одну. Из Филадельфии я улетела в Нью-Йорк и оттуда в Москву. С собой я имела полученное в течение суток по срочной почте официальное приглашение Ольге на работу в лаборатории Кима Льюиса в Массачусетском технологическом институте. Началось оформление её поездки, и ей дали разрешение на выезд за неделю до даты вылета самолёта, на который уже были куплены билеты. Лёне через знакомых удалось поменять билет на самолет, вылетающий буквально на следующий день после получения разрешения. Вот так мы и жили, опасаясь, что через неделю что-то может измениться, и Оля не сможет поехать. Проводили нашу доченьку с двумя небольшими сумками и гитарой: в одной сумке посылки для друзей, которые уже работали в Америке, в другой совсем немного своих вещей. Так мы остались в Москве жить вчетвером, папа, Анечка и мы с Лёней. В MIT работал Арни Демейн, крупный физиолог и микробиолог, с которым, как я уже неоднократно упоминала, я была знакома долгие годы. Вскоре он написал мне письмо, что Оля уже похожа на американку. Через две недели после приезда в Америку Оля на одолженные у Кима деньги купила подержанную машину. Училась водить она еще в Москве, но практики вождения никакой не было. Письма в Америку и обратно шли очень
