На «Гольфито» могли разместиться девяносто четыре пассажира в каютах, расположенных посреди судна между огромными холодильными камерами. В обратный путь они отправятся с 1750 тоннами бананов на борту.
Один из пассажиров, колониальный чиновник Дженкинс, решил развеять иллюзии Ларри относительно жителей Ямайки.
– Это чудесные люди, – сообщил он, – добрые, веселые, изумительные спутники и так далее. Только не просите их поторопиться. Спешить они не станут. Не в том смысле, что тугодумы. Соображают они быстро. Но они из тех людей, которые относятся к жизни легко.
– Но мы-то нет. Мы серьезно относимся к жизни.
– Можно и так сказать. Мы трудимся всерьез. Делаем что задумали. Строим железные дороги, прокладываем морские пути. Поэтому мы в конце концов становимся главными. Но я так вам скажу, Корнфорд. Если бы я вырос на Ямайке, то целиком и полностью был бы за то, чтобы жить легко. Там большую часть года прекрасная погода. Я придерживаюсь климатической теории. Холод заставляет шевелиться, вот почему бодрые северяне в итоге правят сонными южанами.
– К Индии это теперь не относится.
– Ваша правда. Но гляньте, что случилось, едва мы ушли. Они тут же бросились друг другу глотки резать.
– А вам не кажется, что и мы к этому руку приложили?
– При чем тут мы? – изумился Дженкинс. – Они счастливо жили бок о бок друг с другом под нашим правлением более двухсот лет.
Ларри решил не рассказывать Дженкинсу, что был в Индии во время раздела, потому как сам еще не определился, что обо всем этом думает.
– Убийство Ганди, – сказал он, – шокировало меня.
– Он вечно витал в облаках, – ответил Дженкинс. – Вы знали, что он пил собственную мочу? Поверьте, здесь тоже рванет. Одному Богу известно, что здесь случится без нас.
К концу путешествия Ларри успел переговорить со множеством пассажиров. И все твердили одно и то же:
– Жаль, вы не видели Ямайку до войны. Это был рай. Теперь все кончено.
Оказалось, дело было не только в потерях, понесенных экономикой острова за военные годы.
– Люди уже не те. А все профсоюзы и забастовки, Бустаманте с Мэнли, внушившие народу, будто его обижают. Прежняя Ямайка погибла в сахарном бунте тридцать восьмого года.
Когда корабль обогнул Порт-Рояль и вошел в Кингстон-скую бухту, все собрались на палубе. Над бухтой висел тяжелый, душный зной. Сесил Оуэн, местный управляющий «Файфс», уже ждал на причале – крепкий краснолицый крепкий мужчина за пятьдесят, он, похоже, знал всех прибывших в лицо. Ларри он принял с особенной теплотой:
– Я сразу понял, что это вы, едва увидел. Вылитый отец, только с шевелюрой. Как прошло путешествие?
– Отлично. Очень спокойно.
– Красавец, а? – Он с удовлетворением окинул взглядом «Гольфито». – Жить вы будете у меня.
– Не хотелось бы вас стеснять.
– Ничего страшного, я холостяк. Буду рад компании. Осторожно, сейчас ливанет!
В следующий миг на причал обрушилась стена тропического дождя. Теплые капли заплясали по брусчатке, наполняя воздух густой сладостью. Чернокожие докеры невозмутимо продолжали выгружать багаж пассажиров. В брызгах из мгновенно возникших луж мчались машины; дворники на лобовых стеклах едва справлялись с потоками воды. Сесил и Ларри пережидали ливень под навесом.
– Водитель где-то здесь, – заверил Сесил, – он видел, что судно прибыло. Он нас найдет.
Вечером того же дня Ларри сидел с Сесилом на широкой веранде его дома и пил ром со свежевыжатым лаймовым соком, глядя на темно-синие воды бухты Хантс-Бей и раскинувшийся внизу городок. Мокрые после дождя крыши поблескивали в закатном солнце.
– Я слышал, раньше Ямайка была раем, – проговорил Ларри, – но теперь будто бы все кончено.
– Все кончено? – переспросил Сесил. – Кто вам сказал?
– Парень по фамилии Дженкинс. Он считает, местные стали много о себе понимать.
– Джонни Дженкинс? Он болван. Я прожил здесь тридцать лет и люблю эти места. Просто нужно взглянуть на ситуацию с точки зрения местных. Мы вывезли их из Африки как рабов, потом освободили и сказали, что Британская империя им мать, а они – дети и должны быть нам благодарны. Дальше мы зарабатываем кучу денег на бананах, которые они выращивают. Потом ввязываемся в войну и говорим, что их бананы нам не нужны. Разве после всего этого не захочется строить свою жизнь самостоятельно? Но проблема в том, что если на протяжении трехсот лет говорить людям, что они дети, то они привыкнут, чтобы их водили за ручку, и станут бояться ходить самостоятельно. Таким образом, – хмыкнул Сесил, – мы получили полный остров рассерженных детей.
Ларри вспомнил Индию, встретившую его сложной смесью восхищения и неприязни.
– И что, все тут так думают, Сесил?
– Господи, да нет, конечно! Под «всеми» вы ведь подразумеваете белых?
– Пожалуй.
– Нет, нет. Среднестатистический владелец плантации считает ямайцев ленивыми и неблагодарными, неспособными пописать, пока им не расстегнут штаны. Дети природы и прочая ерунда.
– Опять дети.
– Такая уж у нас империя. Сперва заставим негритосов работать задарма, а потом скажем им, что все мы тут – большая семья.
– Есть и другие империи. Что вы думаете о наших американских хозяевах?
– Бандиты!
– Значит, мы тоже бандиты?
– Мы все-таки помельче калибром. Слышали, как Зимюррэй пропихнул Бонилью в президенты Гондураса? Яхта, ящик винтовок, три тысячи патронов и один громила по прозвищу Пулемет Мэлони. Вот это было время.
Ларри нежился в объятиях теплого вечера, устав с дороги и убаюканный ромом. Коричневая ящерка перебежала веранду и скрылась в цветущей бугенвиллее на склоне. Мимо пролетела колибри, ненадолго зависнув в воздухе прямо перед Ларри.
– Вот, – сказал Сесил, – настоящее приветствие по-ямайски.
У птицы было крохотное ярко-зеленое тельце и длинный красный клюв. Ларри смотрел, как она мельтешит в воздухе, а потом упархивает в пурпурные заросли.
– Это рай, Сесил.
Такой легкости Ларри не ощущал многие месяцы. Почему? Он предпочел не задаваться этим вопросом, а просто радоваться мгновению.
* * *
Сесил устроил Ларри экскурсию по плантациям. Многие из них пострадали от панамской болезни – грибка, поражающего корни бананов. Зараженные растения сорта «гро-мишель» приходилось выкапывать, чтобы заменить на «кавендиш», устойчивый к панамской заразе. Ларри смотрел, как рабочие срезают тяжелые зеленые грозди и тащат к пунктам сбора, и время от времени задавал им вопросы, но отвечали ему скупо.
– Они боятся, что, если начнут жаловаться, вы их уволите, – объяснил Сесил.
– Я вас не уволю, – заверял Ларри.
