и тайной их нашествия.
После нескольких дней чудовищного шума и возни они передохли. Все занялись расчисткой от них своих жилищ, сундуков и улиц. Мемфис был усеян трупиками лягушек, которые мертвыми выглядели трогательнее, чем живые, наверняка потому, что их внезапно явленная нам анатомия сообщала им сходство с человеческой формой.
Аарон сделал еще одну попытку уговорить Моисея:
– Странное нашествие… Если бы мы заявили во дворце…
– Лягушки не изменят мнения фараона. Умолкни, Аарон.
Я вмешался в их разговор:
– В ближайшие дни грядет нечто худшее.
– Что? – встревожился Моисей.
– Лягушки вышли из реки, потому что могли, – в отличие от рыб, которые там остались. Теперь Нил удерживает в себе столько тухлятины, выносит такое ее количество на берега, что земля и воды гниют. Меня пугают последствия.
– Например?
– Насекомые.
Я и не подозревал, что окажусь настолько прав: за лягушками последовали мухи и мошкара. Они тучами носились в воздухе. Если мухи довольствовались падалью, то мошкаре требовалась плоть, насыщенная кровью. Чтобы избежать укусов, мы были вынуждены запереться в домах, плотнее завешивали окна и полог над кроватью; вопреки всем этим предосторожностям насекомые по-прежнему проникали повсюду и снова жалили нас. По улицам, несмотря на летнюю жару, мы расхаживали в плащах. Крестьяне в полях обматывались сетками и шарфами. А вот жвачные животные, привыкшие отгонять паразитов ушами и хвостами или сильно встряхиваясь, изнемогали в попытках избавиться от гнуса, так что по вечерам издали доносились отчаянные стоны, которые испускали эти измученные страдальцы.
Мы с Мерет сновали по городу, раздавая отгоняющие мошкару мази, липкие пахучие смеси, в которых увязали мухи, и притирания для снятия кожного зуда.
– Мошкара и мухи несут за собой другие болезни, – сообщил я Моисею, – зачастую опасную лихорадку.
Хотелось бы мне ошибиться… Многие жители стали испытывать озноб, взрослые слегли, несколько младенцев умерло. Мы с Мерет изнемогали под тяжестью обязанностей; на помощь нам пришли дворцовые лекари, хотя многие из них предпочли оставаться у себя дома, взаперти.
Бедствия следовали одно за другим. Египет не только зиял, словно разверстая могила, кишащая червями: очень скоро он оказался в плену плотной черной движущейся армии, многих полчищ муравьев, клопов и вшей, к которым примкнули отряды тараканов и мокриц. Безжалостные, неумолимые, они пожирали каждую травинку, каждый листок, каждый сучок. Когда я смотрел на эти покрытые кишащим неприятелем поверхности, мне казалось, что я присутствую при проявлении тьмы, содрогании небытия, неминуемой победе хаоса. Люди были совершенно беспомощны. Ничто не могло остановить насекомых. Они осаждали нас с ног до головы. Мы шлепали себя по лбу и по щекам, колотили по спинам, ляжкам и икрам, мы растирали и расчесывали себе все тело; мы и думать забыли, что оно – бережно охраняемое святилище: его осаждали днем и ночью.
Будучи хорошим стратегом, Аарон вновь предложил Моисею свой план:
– Воспользуемся этим нагромождением бедствий, чтобы приписать его гневу твоего бога. Убедим Сузера, что, отпустив нас, он положит конец этим ужасам.
– Никогда! – отрезал Моисей. – Бог не прибегает к шантажу, Бог не вынуждает. Умолкни, Аарон.
Последующие недели принесли новую катастрофу: передохла вся скотина. Волы, коровы, ягнята, быки и овцы начинали дрожать, мочиться желчью и реветь от боли и ужаса, по их мордам стекала слюна, а затем они падали замертво. На прилегающих к Нилу пастбищах валялись растерзанные туши и окровавленные шкуры. Народ штурмом брал храмы. По всему Египту люди просили жрецов вступиться, молить божества с обликом животных: львицу Сехмет, телицу Хатхор, быка Аписа, барана Агеба.
Аарон злорадствовал. Хаос свидетельствовал о гневе богов. Поскольку для египтян за каждым событием стояло какое-то божество, эта череда бедствий воспринималась как символ смертельной битвы между богами, от которой, как обычно, страдали люди. Аарон принялся разглагольствовать у входа в храмы и сообщать обитателям Мемфиса, что это битва между богом Моисея и другими. И пока фараон упорствует и отказывается отпустить Моисея и его людей, светопреставление будет свирепствовать. Аарон шепнул мне на ухо:
– Нравится это Моисею или нет, но все это выглядит именно так. Вот увидишь, Ноам: жрецы сами станут упрашивать Сузера. Моисею и слова сказать не придется.
Распространение бедствия подтвердило его предвидение. После скота мор перекинулся на людей. Их тела покрыли бородавки и волдыри. Гнойники, флегмоны, кисты, фурункулы, абсцессы и золотуха усыпали кожу с головы до ног. Обошла ли зараза хоть одного? Даже нас с Мерет, несмотря на все предосторожности, разъедали язвы. Различные хвори сводили людей в могилу, изъязвления кожи или слизистых превращали их в ходячую гниющую рану, они корчились от боли и становились не способны ни к какому делу.
– Никто уже больше не может сносить того, что мы терпим. Моисей, самое время обратиться к фараону с настойчивой просьбой. Любой, кто сегодня пообещает средство спасения, даже нелепое, прослывет спасителем. Поклянись ему, что все прекратится, как только мы уйдем.
– Умолкни, Аарон.
И обрушился град. Шарики плотного льда, твердые, как металл, разбили все. В городах и селениях град кромсал растения и деревья, ломал крыши, рвал паруса, преследовал скот и людей, которые искали убежища, сбивал их с ног, калечил, убивал. Не осталось места, где можно было бы укрыться, прилечь, присесть, короче, защититься, кроме храмов, доступ в которые был запрещен, но куда, однако, ринулись верующие.
Когда ледяной дождь прекратился, страна была обескровлена: люди задыхались, обезумевший скот ревел; посевы льна и едва проклюнувшийся ячмень были уничтожены, что предвещало голод – если только не взойдут более поздние пшеница и полба, единственная перспектива урожая. Я был ошеломлен, как во время Потопа, у меня опускались руки. Человечество получило жестокий урок послушания: мы никто, жалкие песчинки во власти стихий.
– Бог только что побил Египет камнями! Надеюсь, ты это понимаешь?
Моисей впервые был сбит с толку чередой бедствий. От предложенного Аароном толкования он начинал испытывать растерянность.
– Неужто господь мира становится богом войны? – размышлял он.
Ему была ненавистна такая перспектива, в ней он не узнавал ничего из того, что испытывал во время своих встреч с богом. В конце концов он сдался. Вдвоем с Аароном они обратились к Сузеру. Увы, тот вновь отверг толкования двух евреев.
Не знаю, как Аарон умудрился угадать дальнейшее, но разразилось новое бедствие. Поначалу оно приняло форму облака пыли, которое издали неслось на нас. Сначала все помутилось, исказились очертания пейзажа, потом на нас обрушилось оглушительное звяканье, потрескивание, зловещий шелест и шорох: облако, состоявшее из мириад насекомых, огромное, как Мемфис, предварительно захватив небо, теперь колонизировало землю. Когда туча насекомых вдруг резко осела, мы поняли, что это саранча, совершенно
