одинаковые особи, одного размера, затянутые в коричневую униформу, снабженные доспехами, шлемами и усиками. Оживленные собственным количеством, ненасытные и перевозбужденные, эти насекомые не кормились, они опустошали. Едва их челюсти прекращали свое неистовое движение, образованная этими тварями тяжелая масса снова снималась рыжим облаком и, подобно шквалу без ветра, уносилась, чтобы разорить следующий участок. Эти вандалы с сухими гудящими крыльями подыхали, только когда им больше нечего было есть, иными словами, лишь после того, как уничтожали всю растительность вокруг.
– Тебе этого недостаточно? – проворчал Аарон Моисею.
– Саранча не в первый и не в последний раз истребляет посевы.
– Нас подстерегает голод, – упорствовал я. – Несколько месяцев Египет продержится на своих запасах, но амбары наполнятся еще не скоро. Нам надо спешно уходить.
Моисей и Аарон воротились во дворец, где Сузер снова отмахнулся от них. На сей раз Моисей не стал сдерживать негодования. Пока он выговаривал фараону, тот замкнулся в молчании. Но когда Моисей закончил, стража выставила нас вон. Аарон не попытался успокоить его, как раз наоборот:
– Моисей, жрецы приперты к стенке. Этим лысым шутам уже не удается оправдать хоть что-нибудь. Их некомпетентность очевидна, они попросту боятся народа. Они явились к фараону, чтобы уговорить его отпустить нас. Нам понадобится девятое бедствие.
– Умолкни, Аарон.
Сколько раз я уже слышал эту фразу? Моисей, который позвал Аарона, чтобы тот говорил за него, постоянно приказывал ему хранить молчание.
Услышал ли бог спутника Моисея? Небывалое бедствие обрушилось на Египет: тьма. Это было не затмение и не полночь среди бела дня, а особое чудо: воздух сгустился, свет больше не проникал сквозь него, тьма сделалась осязаемой. Смертная тоска охватила Мемфис и весь Египет. Как заставить себя поверить, что солнце вернется? Начинался конец света.
Моисей и Аарон вновь бросились во дворец. Сгорбившись, обхватив подбородок ладонью, Сузер дрожал. Однако, заметив при свете факелов двух евреев, выпрямился, вновь обретя ожесточенность и боевитость.
– Убирайтесь со своими женами. Ваших детей я оставлю себе.
Моисей с Аароном отвергли это чудовищное предложение. И когда, через несколько дней вновь рассвело, они, в отличие от ликующих жителей, поняли, что потерпели окончательное поражение.
И тогда случилось худшее. Даже сейчас, когда я пишу это, меня бьет дрожь: скончались дети. Разумеется, при обширном населении Мемфиса дети умирали почти ежедневно, но на этот раз они погибали в большом количестве. Их настигла неизвестная эпидемия. Если она щадила тех младенцев, что кормились молоком матери, то убивала тех, кто был отнят от груди, то есть старших.
Избежали этого только еврейские дети. Аарон увидел в этом доказательство того, что бог Моисея правит; я же счел это действием предписанных мною мер: мы отстаивали и фильтровали воду, обмазывались лечебными составами, обеззараживали утварь, вдобавок мы с Мерет вмешивались всякий раз, как узнавали, что кто-нибудь плохо себя почувствовал. И все же объяснение непонятных явлений с помощью чуда всегда возьмет верх над рациональным: все твердили, что это пресловутый бог ополчился против Египта, раз он пощадил еврейских девочек и мальчиков.
На сей раз фараон покинул дворец и собственной персоной, в окружении стражи, прошествовал до входа в еврейский квартал. С поблекшими от бессонной ночи глазами он потребовал к себе Моисея и Аарона. Этот последний повел себя самоуверенно:
– Наш бог не случайно застал тебя врасплох. Ты не реагировал, посему после каждого удара он давал тебе возможность раскаяться: десять ударов и десять возможностей.
Усталым жестом Сузер прервал его и предложил им всем разойтись. А чтобы сохранить лицо, замаскировал уступку, издав высочайший указ.
В тот вечер в еврейском квартале пели и плясали: люди наконец праздновали исход из Египта.
Сузер дал рабам – евреям и тем, кто к ним присоединится, – срок два дня, чтобы убраться вон.
– Куда мы пойдем, Моисей?
Знал ли он? Было ли это ему неведомо? Не давая никаких разъяснений, он завоевывал авторитет. Так что он ответил:
– Поверьте и идите за мной.
Спустя два дня длинная колонна тронулась. Она состояла не из одних евреев, но и из всех тех, кто, выходя из Египта или иного места, мечтал о другой жизни, где они будут меньше подчиняться и до полного изнеможения гнуть спину.
Мы с Мерет сопровождали Моисея и Аарона в этом походе. Хотя нас удерживали воспоминания и наш домишко в тростниковых зарослях, не могло быть и речи о том, чтобы остаться в Мемфисе! Никогда прежде я не видел Моисея столь озабоченным: завоевав доверие множества людей, он считал себя ответственным за них; он, созерцатель, мудрец и мыслитель, неожиданно оказался вождем. Проявит ли он свойства царя? Легко ли перейдет от положения пастыря стад к статусу пастыря человеков?
– Куда мы идем, Моисей? – постоянно спрашивали его.
Он молчал.
Мы шли неделю. Встретив сторожевой пост или патруль, мы показывали папирус фараона, удостоверявший наше право на перемещение. Против своей воли Моисей позволял делать частые передышки, так как мало кто из нас был достаточно вынослив, чтобы ежедневно проходить большие расстояния.
– Куда мы идем? – в свою очередь спрашивал я его.
Вполголоса он вознаградил меня ответом:
– Туда, где есть облака.
Я в недоумении пожал плечами. Он мягко добавил:
– Я стремлюсь не к земле, а в небо. Выйти из Египта означает достигнуть синевы, где пасутся облака.
Однажды утром мы наконец добрались до пределов страны, к Чермному морю.
Моисей жаждал двигаться без передышки, но многие, утомившись переходом, едва волочили ноги. Так что вдобавок к вечернему привалу он разрешил дневную остановку.
Прохаживаясь среди путников, он понял, почему некоторым так тяжело: они были слишком нагружены. Кроме многочисленных привязанных к поясу котомок, они волокли сундуки. Моисей изучил их содержимое. То, что он там обнаружил, привело его в безудержный гнев: многие скитальцы воспользовались двумя днями подготовки, чтобы разграбить жилища богачей и выкрасть сокровища из храмов, и теперь волокли за собой добычу, богатства Египта, золото, драгоценные камни, лазурит, нефрит и слоновую кость.
Моисей взорвался: не только потому, что в его глазах ничто не оправдывало воровство, но и потому, что это нарушало его договор с фараоном.
– Заметив это, он сочтет, что я его предал.
Увы, развить свою мысль он не успел: Аарон что-то выкрикнул, указывая на юг. В нашем направлении двигалось непроницаемое облако стелющейся по земле пыли. В погоню за нами неслись солдаты в колесницах и бежали пехотинцы.
– Отряды Сузера идут отнять то, что вы украли! – негодующе крикнул Аарон виновным.
– Они не только заберут свое богатство, – прорычал Моисей. – Они перебьют всех нас. Всех. Без исключения. Ярость фараона не станет разбираться.