Книга Кого не взяли на небо - Клим Мглин

— Эти отморозки — всего лишь реконструкторы - роллеплейщики? Кукушкой поехали и теперь под викингов косят? — спросила Аглая.

— Это, милая, и есть викинги, — лив хмурился, вглядываясь в обветренные лица пленников, что бодро переругивались со старым паромщиком, удовлетворяя его расспросы.

— Ага, а я, блядь, архиепископ.

Бездна вскинула автомат и точным выстрелом свалила на палубу пролетающего баклана, что оборзел и напрочь перестал соблюдать безопасную дистанцию.

— Он прав, госпожа молодой адепт. Те, кого вы сейчас видите перед собой — люди из глубокого прошлого, и они даже не понимают, что с ними случилось, и, с вашего позволения, я продолжу дознание.

Аарон ехидно подмигнул сопящему Монакуре, который продолжал разбирать себя на виноватые куски с помощью штык-ножа от штурмовой винтовки.

Что-то прилетело с неба и смачно шлёпнуло о стальную палубу. С куска мокрой тряпки, размазанной по железному полу, на окружающих уставились круглые рожи дохлых колобков. Их взгляд не предвещал ничего хорошего.

— Ну, и, что тут у нас?

Йоля, спрыгнувшая вслед за своим любимым платьем с ржавого борта судна, что взяло паром на абордаж, напоминала в дым пропившегося ландскнехта. Она щеголяла перевязью с мечом, грубой, мутно-серой холщовой рубахой, слегка прикрывающей её розовую задницу, и грязно-оранжевыми шароварами, едва достающими ей до колен.

Её прежде грозные сапоги, сейчас же мокрые и скукоженные, висели, соединённые вместе обтрёпанной бечёвкой, у неё на шее.

Аарон прекратил разговор и встал, почтительно склонив голову; трое пытаемых им пленных с интересом уставились на прибывшую с борта их собственного корабля, красноволосую девушку — они возбуждённо тыкали в её направлении грязными пальцами и толкали друг друга в бока локтями.

Аглая съела очередную козявку, вытащенную из носа, и присела в небрежном книксене. Монакура приподнял голову и обречённо махнул рукой, что могло интерпретироваться как «Привет», так и «Вали нахуй отсюда».

— Ага, вот вы где, мои хорошие.

Йоля подобрала своё платье и обратилась к Скаидрису.

— Ты, падла, почему за мной не прыгнул? А если я плавать не умею?

Соткен вытащила из складок своего изодранного сарафана пару рулонов бинта и смело подошла к командиру.

— Он порывался, но я его удержала. Ни он, ни я не прыгнули. Ни он, ни я плавать не умеем.

Она опустилась на колени перед высокой девушкой, намереваясь обработать глубокую рану на пробитой стрелой ляжке. Но никаких ран на теле госпожи лейтенанта не наблюдалось.

— Спасибо, моя хорошая, но я уже подлечилась.

Йоля лёгким толчком в лоб опрокинула на спину склонившуюся перед ней изумлённую женщину, и, небрежно переступив через ту, направилась к кучке связанных пленников. Её левая рука потянула ремень перевязи, сдвигая ножны; правая сжалась на рукоятке меча.

— Одну минутку, госпожа.

Аарон вышел вперёд, заслоняя собой пленников и согнулся в поклоне. Весьма глубоком поклоне. Синие, сверкающие глаза на миг встретились с багряными звериными очами и вмиг потухли, опустившись вниз.

— По гостям угощение, по врагам мщение, — заявила Йоля.

— Бесспорно, госпожа, — ответил старик, — Но тут есть один нюанс. Эти люди — «заблудшие».

Йоля, источающая волны осязаемой ярости, остановилась. Пальцы, сжимающие тонкую узкую рукоятку оружия, разжались. Она протянула вперёд руку, и, приподняв за подбородок склонённую перед ней львиную голову старика, уставилась тому в глаза.

— Хмм, ты уверен, Аарон?

Паромщик разогнулся. Ослабевший блеск синих глаз потух окончательно, окунувшись в жёлто-зелёное марево. Аарон кивнул.

— Да, моя госпожа. И самое главное: они — воины. Одни из самых лучших.

Йоля криво хмыкнула.

— Допустим. Но не припомню, чтобы я встречалась с ними до этой возни.

— Нет, моя госпожа. Ты не встречалась с ними раньше. В те далёкие времена ты спала.

Аарон вновь замолчал, уставившись в пол, и предоставив время предводительнице на размышления. И тут его подёргали за рукав.

— Капитан Аарон, — голос Бездны звучал, на удивление, весьма учтиво.

— Слушаю тебя, госпожа молодой адепт.

— Та штуковина, та ветвь, которую ты дал мне... В общем я слабо разбираюсь в этой чертовщине, да и не хочу. Но может ли эта цацка златая вот ей как-то помочь?

Дуло Диемако указало на бездыханное тело случайно убиенной во время дознания девчушки, что лежало сейчас, обмотанное тряпьём, пожертвованным с себя безутешными воинами, приготовившимися похоронить своё любимое чадо в пучине морской.

— Мне лоха чилийского жалко, — пояснила Аглая Бездна противоестественный для неё порыв человечности, — Он сейчас себе чё нить не то отрежет.

Йоля с паромщиком уставились на сержанта, который принялся за старое.

— Чё за хрень тут вообще творится? — Йоля вопросительно глянула на паромщика, но тот лишь вновь склонил свою благородную голову.

Носок пнувшего сержанта сапога был туп и твёрд, словно рыло бородавочника. Монакура сразу понял чей это ботинок. Поэтому не сломал ногу его владельцу.

Он резко вскинул вверх голову — десятки кос взметнулись вверх, капли крови разлетелись в разные стороны. Высокая фигура, стоящая над ним, бережно прижимала к груди бездыханное тело девочки лет десяти.

— Вставай, Монакура Пуу. Вставай и пойдём со мной.

* * *

Смерть — это ничто. Это когда нет ничего и ничего тоже нет. А это место — ещё не смерть. Это Хельхейм. Её тело лежит там, на борту странного дракона, где их встретили йотуны. Она, Сигни, дочь ярла, умерла для всех. Но это — не смерть.

Она чувствует приближение стража.

Ей не нужны уши, чтобы услышать жуткое клацанье чудовищных когтей и хриплое дыхание, вырывающееся из приоткрытой страшной пасти.

Ей не нужны глаза, чтобы увидеть четыре горящих ока, ищущие её, вновь прибывшую.

Ей не нужны руки, чтобы осязать топорщащуюся на загривке жёсткую чёрную шерсть.

Ей не нужны жилы, чтобы пролить ручейки крови, когда Гарм вонзит в её тело свои острые клыки и потащит в мир туманов и вечного холода.

Его зубы смыкаются у неё на шее. И боль пронзает её острой скорбью и отчаянием. Кровь вытекает из неё безнадёжностью и горем. Но это не смерть. Это — Хельхейм, обитель страдания.

Что-то серое заслоняет им путь.

Что-то, что как тень.

Что-то, что как зверь.

Огромный Гарм останавливается. Он рычит. Он бросает Сигни на призрачную землю, клубящуюся синими туманам. Исполинский лохматый пёс обнажает