class="p1">— Это прекрасно. Но это иллюзия. И тот факт, что арабы никак не хотели с нами мириться, вызывал безграничное изумление руководства страны. Это шло вразрез с идеологией. Мы отдавали им территории, шли навстречу в одностороннем порядке, но мира как не было, так и нет. А соседи втихую посмеивались над нами, принимая нашу готовность к миру за проявление слабости. Здесь восток, милая. Тут своя психология. А мы думали что тут Запад…
А мы этого ничегошеньки не знали и не понимали. Нам впаривали про израильскую военщину, про агрессию против мирного арабского народа, и нужно было забраться за тридевять земель, чтобы попытаться самой разобраться в происходящем. С другой стороны, пока я не встретила незабвенного Игаля, Израиль был для меня чем-то вроде Аргентины. То есть, о его существовании я знала, но вот что там происходит…
Пока Томер все это рассказывал, я тоже встала с кровати, завернулась в простыню, деликатно натянула белье. Говорить о таких вещах, лежа голой под простыней, глупо. Томер открыл мини-бар, вытащил бутылочку колы. Виски мы обычно брали с собой, хоть я этот самогон не очень уважала, а Томер любил. Он надо мной посмеивался из-за того, что я виски пью с колой. Сам-то пил чистый. Плеснул мне этого пойла в стакан, посмотрел вопросительно, добавил колы, не спрашивая. Вот и славно. Что ж он остановился, не продолжает?
— А потом началась Война Судного дня, когда мы были на волоске от гибели, — после некоторого молчания продолжил Томер.
— Ты же воевал тогда?
— Да. Я уже должен был демобилизоваться, мы обсуждали, кто что будет делать на гражданке, но все пошло кувырком.
— Ты был на севере или на юге?
— На юге. Мне, можно сказать, повезло: египтяне разбомбили нашу радиолокационную станцию в Шарм аш-Шейхе, меня сильно контузило, так что сразу попал в госпиталь. А те, с кем мы обсуждали будущую мирную жизнь, погибли. Остался только Цвика, но у него такая психологическая травма, что с ним стало трудно общаться. Так что армейских друзей у меня нет.
— А сейчас ты как?
— Только головные боли иногда, легко отделался.
Ничего себе «легко»! Как они выживали при таком количестве войн и смертей. Просто необъяснимо.
— И ты, Тания, думаешь, что эта тяжелейшая война, чуть ли не поражение, стала для нас уроком?
— А разве нет?
— Нет. Мы ничему не научились. Менахем Бегин отдал египтянам Синай, а нам оставил Сектор Газы. Это то же самое, что ампутировать здоровый орган, но оставить опухоль.
— Так что же, Рабин ошибается?
— Это не ошибка, это крах прежней идеологии, только мы этого еще не поняли. И еще долго будем цепляться за уверенность, что стоит только пойти навстречу нашим врагам, как они моментально превратятся в друзей. Так не бывает. И глупо этого не видеть.
— Так что же делать?
— Этого, к несчастью, никто не знает. Ясно одно: добром эта история не кончится.
Да уж, второго раунда сексуальных забав после такого разговора ожидать не стоит. И покинули мы отель практически в молчании, каждый думал о своем. Проехали мимо забора, обклеенного плакатами, на которых Ицхак Рабин был изображен в эсэсовской форме. Если уж меня при этом передергивало от омерзения, то что должны были чувствовать израильтяне?
Ладно. Высокая политика — это хорошо, но послезавтра — суббота, поэтому надо успеть еще в магазин заскочить, купить к субботней трапезе что-нибудь вкусненькое. Вот так у нас всегда, проза жизни вытесняет интеллектуальные запросы. Мясо Фанин желудок уже не выдерживает, значит, рыбу? Только не жирную. Запас овощей надо пополнить, сделать легкий гювеч, супчик сварить. Фаня любит русские щи с капустой, хотя ей теперь и капуста тяжеловата, даже вареная. Ничего, сделаем пожиже. На шабат принято пить красное сладкое вино, только мы его с Фаней терпеть не можем: ей не вкусно, а мне оно слишком напоминает недоброй памяти портвейн «Кавказ» времен рокерской юности. Но не купить нельзя, ибо на бокал с вином обязательно нужно произнести благословение, так что купим безобидное сухое красное. Попросила Томера высадить меня у супермаркета, пошла кидать в тележку продукты, а сама продолжала размышлять над тем, как эти евреи не только выживают столько десятилетий, но еще и улыбаются при этом. Можно даже сказать, ржут. И все равно, несмотря на войны и теракты, уверены в справедливости этого мира, в том, что все люди хотят одного. А люди хотят разного. Одни хотят детей рожать и растить, другие — этих детей убивать. И ничего ты с этим не поделаешь. Разве что начать убивать тех, кто хочет убить твоих детей. Вот и получается, что идиотское выражение «надо, чтобы все хорошие собрались вместе и убили всех плохих» — это единственный способ разрушить порочный круг. Но разве можно добиться мира, убивая? Ведь именно этого и хотят наши враги.
«Наши» враги? Забавно, я стала думать про Израиль… А почему нет? У меня здесь моя Фаня, от которой я столько узнала, сколько бы за всю жизнь не узнала бы. Здесь я встретила свою любовь. Даже не одну, чего уж там. Жить мне здесь комфортно, хоть бы и в приживалках, хоть нет у меня свое крыши над головой, комфортно, несмотря на въевшийся глубоко внутрь страх перед автобусами. Но и к постоянной щемящей опасности привыкаешь, все это по сути ерунда, с этим тоже можно справиться, особенно, когда есть кое-какие средства. Можно снять квартиру, можно купить машину, можно побороть страхи. Все можно, было бы желание.
А есть ли у меня такое желание? В России у меня Катька моя, все вокруг привычно, все говорят на русском, знаешь куда бежать и на кого наорать, чтобы добиться своего. Ну так я и здесь научилась распознавать, с кем и как общаться.
Но пока Фаня жива — я с ней. А там — увидим. Может Томер с Гилой разведется, ха-ха-ха. Самой смешно. Никуда он от нее не денется. Леху я отшила, а Игорьку вообще делать нечего в ближайшем моем окружении. Так что, Таня, лови момент, наслаждайся хорошим сексом с любимым человеком, а проблемы — проблемы будем решать по-израильски, не заранее, а когда приспичит. Вот и все.
Субботняя трапеза получилась на славу — со сладкой халой, приправленной солью — очень вкусно, между прочим, с легким супчиком и рыбкой на пару. Фаня даже поела с аппетитом, потом поспала, да и я, честно сказать, подремала — днем в субботу спится особенно сладко. Странно, ведь у нас с Фаней, считай, каждый день суббота.
