Центр – Колхозу Проверка поступившей информации завершена. Военное ведомство подтвердило личность интенданта третьего ранга Аверин а А.С. Запрос по ведомству НКВД дал следующий результат: Аверин А.С. является действующим сотрудником НКВД, оставленным для конспиративной работы в г. Киев. Оперативный псевдоним – «Кладовщик». Перестал выходить на связь в ноябре 1941, одновременно с провалом киевского подполья, в частности группы «Митяя». Допускается возможность перевербовки абвером или СД. Все материалы по делу приказываю засекретить и при первой возможности передать в Центр.
Глава 22
– Кто знает о шифрограмме? – прохрипел Зотов, без сил валясь на жесткое ложе. Колени в миг стали ватными, подленький холодок бежал по спине.
– Никто, никто, – скороговоркой зачастил Марков. – Вы, я и радист. Чего делать-то, Виктор Палыч?
– Спокойствие сохранять, – неубедительно буркнул Зотов. Решение нужно было принимать прямо сейчас, не показывая, что ты растерян и не владеешь собой. – Возьмите людей и снова обыщите склад, вскрывайте полы и стены, обшаривайте каждый ящик и уголок. О любой странной находке докладывайте немедленно. Кружевные подштанники и женская одежда не в счет.
– Думаете…
– Я ни о чем не думаю.
– Понял, сделаем, – Марков стреканул испуганными глазами и убежал.
Зотов привалился к стене. Аверин агент НКВД, коллега по цеху, мать его так. Не было печали, черти накачали. Участник киевского подполья, не весть как и с какой целью очутившийся в брянском лесу. Предположения? Как водится, никаких.
Хотелось одного: забраться в чащу, выгнать медведя, уединиться в берлоге и жить праведной жизнью отшельника, пока это все не закончится. Мечты идиота. Материалы дела засекретить и передать в Центр… Угу, а если никаких материалов и нет? Во всей этой катавасии Зотов и думать забыл о бумажной работе. Ну Аверин, ну сукин сын. А в Центре потребуют, ох как потребуют, там немножко не любят, когда один агент убивает другого. Странные люди. Теперь все жилы повытянут. А и пусть… Зотов неожиданно понял, что ему все равно. Его захлестнуло безразличное, вялое равнодушие. Абсолютная покорность судьбе, неприличная члену партии и бравому партизану. Дальше фронта не сошлют… Мысли путались, измученный недосыпанием мозг наровил отключиться. Может тут кругом агенты одни? Марков, Лукин, одноногий повар… Какая чушь… Какое сегодня число? Не все ли равно? Самолет, нужен самолет… Библия…
Веки слипались. Зотов клюнул носом и незаметно уснул.
– Товарищ, –прошли пять минут, а может быть год, прежде чем кто-то тронул Зотова за плечо. – Товарищ!
– А? – Зотов резко сел и, еще не проснувшись, нашарил рукоять автомата. Мутное пятно перед глазами сфокусировалось в поросшее редким пушком, молодое лицо.
– Командир зовет, – робко пояснил молоденький партизан в драном пиджаке. – На складе он.
– Иду, – Зотов тяжело взгромоздился на подгибающиеся ноги, мельком взглянув на часы. Спал он двадцать минут. Неужели Марков с добычей? Башка раскалывалась и гудела, в висках билась и тукала вскипевшая кровь. Он вывалился на улицу, глотая свежий воздух и на ходу растирая щеки и опухшие, слезящиеся глаза.
В складскую землянку он едва не упал, в последний момент успев схватиться за притолоку. Марков поработал на славу, обитель Аверина оказалась перевернута вверх дном, пол перекопан, хоть картошку сажай. Сам командир сидел на стуле с загадочным и довольным видом, держа на руках жестяную коробку.
Будь Зотов охотничьим псом, поднял бы хвост.
– Успехи, товарищ командир?
– Имеются, – солидно заявил Марков и, не выдержав, затараторил. – Вы как знали, Виктор Палыч, как знали! Вот оно, чутье! Жерди с пола сняли, и гляньте, чего в углу было закопано!
– Бомба?
Марков испуганно дернулся и выдавил улыбку.
– Скажете тоже…
Зотов забрал жестяную коробку из-под табака, размером сантиметров двадцать на тридцать и высотою в ладонь, приложил к уху и осторожно встряхнул.
– Заглядывали?
– Не-ет, – истово соврал Марков. – За вами сразу послал!
Зотов присел рядом и поставил коробку на стол. Плотно прилегающая крышка открылась с легким хлопком. Сверху на тряпочке лежал завернутый в бумагу, новенький, в заводской смазке «ТТ» с запасной обоймой. Под пистолетом деньги – пачка немецких оккупационных рейхсмарок и две пачки родных советских рублей номиналом в десять червонцев с укоризненно поглядывающим Лениным. Зотов сунул банкноты Маркову.
– А мне куда? – удивился командир.
– Пересчитаете, составите опись, купите отряду танк,– Зотов вытянул из коробки стопку документов. Сверху советский паспорт в серой обложке на имя Аверина, с фотографией и киевской пропиской. На первой странице широко раскинул крылья одноглавый орел со свастикой в сжатых когтях – штамп немецкой оккупационной администрации. Дальше интересней. Зотов нахмурился, обнаружив под паспортом аусвайс немецкой вспомогательной украинской полиции, без фото, но со знакомой фамилией Аверина А.С.
– Узнаете? – он развернул документ перед Марковым.
Командир побледнел.
– Час от часу не легче. Ой, полетит моя голова!
– И не только ваша, – успокоил Зотов, извлекая из коробки фотографию. Со снимка смотрела улыбчивая женщина средних лет, с кудрявыми волосами, и пускай не очень красивым, но милым лицом. На обороте подпись: «Москва, 1939 г». Фото обгорело по правому нижнему углу, словно его спасли из огня. Или хотели сжечь, но опомнились. Неужели те самые личные вещи, которых так не хватало при первичном обыске? Жена? Любовница? Сестра? Подруга по переписке? Первая учительница?
– Михаил Федорович, почта в отряде налажена?
– Налажена, – кивнул Марков. – Начиная с декабря, каждым самолетом письма переправляли!
–Аверин писал кому-нибудь?
– Точно нет, я бы помнил, все письма через меня и Олега Ивановича шли, – Марков наморщил лоб. – Он вроде говорил, нет у него никого, всех фашисты побили. Врал?
